Константин Образцов - Единая теория всего

В специальный отдел ГУВД, который занимался раскрытием преступных посягательств на иностранных граждан, а проще – контролировал всю криминальную грядку в окрестностях Невского проспекта, от карманников и фарцовщиков до ломовщиков и кидал, Костя перевелся три года назад. А начинали мы вместе. Он был хороший, толковый оперативник, хотя продвижению по службе мешали серийные браки: у Кости только официальных их было три, сейчас он жил с женщиной, у которой от двух прошлых мужей осталось то ли трое, то ли четверо детей, но Золотухина это не смущало, потому что, по некоторым признакам, останавливаться на достигнутом он не собирался и возможностей разнообразить личную жизнь не упускал, что, согласно существующим правилам игры, для советского милиционера и комсомольца было вовсе недопустимо. Три с лишним года назад Костя нарвался на нож: отправился проверить оперативную информацию о местонахождении разбойника, который к тому времени уже совершил три нападения – все на молодых девушек, все сопряжены с ножевыми ранениями и все – ради грошовой добычи. Личность злодея установили довольно быстро, как и место жительства матери, где тот был прописан. Костя пошел проверить адрес один, даже местного участкового не позвал – никто и подумать не мог, что тип, изувечивший ради нескольких рублей троих молодых девчонок, преспокойно сидит дома у мамы. Он сам и открыл дверь, и пока Костя шел на него в узком полутемном коридоре, произнося обыкновенное: «Лейтенант милиции Золотухин, гражданин, предъявите документы», полоснул его финкой по глазам. Костя успел отвернуться, но бритвенно острое лезвие срезало ему верхнюю часть правого уха, а второй удар пришелся в низ живота – классическая комбинация ударов для персонажей, учившихся обращаться с ножом не в спортзале. Каким-то чудом Золотухин сумел оттолкнуть злодея, вытащить пистолет и прострелить тому сначала колено, а потом, для верности, и правое плечо. По итогам этого не совсем эталонного задержания Костя получил благодарность с занесением в личное дело, пятьдесят рублей премии, шрам в почти интимной области, отрезанное ухо и предоставленное согласно поданному рапорту право ношения длинных волос, прикрывающих увечье. Возможно, по этой причине, а может, из других соображений, он почти сразу перевелся в специальный отдел, считавшийся местом привилегированным: публика, продающая интуристам под видом черной икры подкрашенную пшенную кашу, с ножом на милицию не бросается, а вот договариваться готова. Договариваться Костя умел прекрасно, был сообразительным и быстро принял правила иной игры, где успех измерялся не звездочками на погонах, а умением маневрировать в той «серой» зоне, которая образовалась между ранее непримиримыми позициями правопорядка и организованной преступности. Я, с одной стороны, его не осуждал: в конце концов, он не насильников отмазывал от суда, а просто поддерживал паритет с теми, кто занимался вещами не более предосудительными, чем многие ответственные товарищи из партийного руководства, – но и не поддерживал его выбор. Компромисс – хорошая штука в семейной жизни, но с него же начинается гибель империй.

Оформленный на ставку гардеробщика спортсмен на «воротах» «Вислы» просиял широкой улыбкой:

– Здравствуйте, Константин Константинович!

– Привет, Женя! Что, столик мой свободен?

– А как же!

В «Висле» висел приятный пивной дух, табачный дым и негромкий, сдержанный гул голосов. Ленивые вентиляторы под низким потолком гоняли застоявшийся теплый воздух. Ряды бутылок за стойкой приветливо подмигивали отражением огоньков в полумраке. Мы уселись за стол в самом дальнем и самом темном уголке зала, взяли по паре «Адмиралтейского» с «прицепом» в сто граммов, соленой хлебной соломки и копченой скумбрии. Я бережно сдул пену и с наслаждением сделал несколько длинных глотков холодного горьковатого пива. В голове сразу же прояснилось. Потом мы помянули Борю Рубинчика, закусив скумбрией «прицеп» из «Пшеничной».

– Твои знают уже? – спросил я Костю.

– Конечно, – отозвался он. – Слухами земля полнится.

– Что говорят?

Он вздохнул.

– Ну а что тут сказать? Большинство считает, что Боря сам себя порешил. Не выдержал потрясения.

– А меньшинство?

– Ну, фантазеров всегда хватает. Кто-то говорит, что его те же самые налетчики убили: узнали, что он им не все отдал, и вернулись за тем, что в первый раз не взяли. Ну и замучили до смерти.

– Не выдерживает никакой критики, – заметил я.