Тимофей Царенко - Сны и башни

– Я дам тебе имя, красавец. Назову тебя Себастьян. Так звали моего друга, давно ещё. Жаль, погиб он… Но ты-то жить будешь долго, обещаю. Как тебе имя, нравится? Красивое, прямо как нарочно для тебя…

Широкая ладонь коснулась золотой шёрстки. На ощупь зверь был тёплый, а искры с рогов устремились вниз и золотым облаком окутали кисть. По руке вверх от них потекло удивительно нежное тепло. Оба – и олень, и человек – замерли, прислушиваясь к ощущениям.

Неподалёку, за густым орешником, хрустнула ветка. В тишине и безветрии звук прозвучал, как револьверный выстрел. Олень вскинулся на дыбы, фыркнул и нырнул в туман, из которого вышел. Император, помедлив секунду, кинулся следом.

– Себастьян, стой! Куда ты?

Виктор рванул вдогон, словно от него убегал не олень, а всё счастье его жизни. В тумане отлично был виден золотистый шлейф из сотен искр, и Виктор мчался по нему, как гончая по запаху.

Тропа стелилась под ноги. Император легко бежал, перепрыгивая камни и огибая стволы деревьев. Промахнул, почти не заметив, глубокий овраг, на дне которого звенел ручей, и устремился в прогалину, куда вёл его золотой след. Туман почти рассеялся, и преследователь смог разглядеть грациозного зверя, скачущего впереди такими огромными прыжками, что казалось – он летит, лишь иногда еле касаясь земли.

Как императору удавалось при этом не только не отставать, но и нагонять лесного жителя… Об этом Виктор – опытный охотник и знаток лесной живности – задумается много позже, сейчас ему было не до того…

Погоня закончилась так же внезапно, как и началась. Олень выскочил на поляну и там и замер. Следом за ним выбежал император – и тоже застыл. Правда, чуть не упал при этом – сапоги проехались по влажной и короткой травке. Что такой травке место отнюдь не в лесу, а на ухоженном газоне… Об этом он тоже не подумал, стало не до того.

Туман стремительно таял под лучами солнечного света. Они струились сквозь деревья, освещая поляну… и тысячи снежно-белых звёздочек эдельвейсов на ней. И снова бы Виктору задуматься: откуда эти горные цветы на пусть холмистой, но равнине? Но не эдельвейсы заставили его остановиться.

В центре поляны возвышалась башня. Высотой едва ли больше трёх саженей, и диаметром если больше, то ненамного. Тип кладки, да и вообще архитектурный стиль принадлежали явно к доимперскому периоду. Портал двери обрамляли побеги дикого плюща, а сам проём густо зарос паутиной. Капельки росы осели на ней и сверкали в лучах солнца драгоценными камнями.

Император озадаченно разглядывал строение, уместное на территории резиденции не более, чем свадебная песнь на похоронах. Олень, от которого он лишь на миг отвёл взгляд, бесследно исчез. Пропали и золотые искры, растворились в солнечном свете. Виктор присел, внимательно разглядывая траву под ногами. Ни единого следа копыт. А что уж вовсе невозможно – роса нетронута. Обернувшись, Виктор оценил собственный след, который, по его мнению, не увидеть мог только слепой.

– Занятно… А я-то полагал, что хорошо знаю свою резиденцию, – император задумчиво подкрутил кончик уса.

Полагать так правитель имел основания. С детства обожающий живое, он облазил все закоулки парка, познакомился со всеми его обитателями и мог передвигаться по нему с закрытыми глазами. Но только не здесь и не сейчас. Этого места он не помнил вообще. Не было его тут, и всё.

Помотав головой и произнеся все известные ему заклинания для разгона миражей и галлюцинаций (или хотя бы для убеждения, что имеешь дело с ними), Виктор решительно зашагал ко входу в башню. Паутину он намотал на сухую ветку плюща. Под ноги легли каменные ступени, засыпанные многолетней прелой листвой. Она еле слышно шуршала под сапогами, похрустывали сухие ветки и мелкий сор. Воздух пах мокрым деревом и камнем. Аккуратно отёсанные камни стены приятно холодили руку.

Лестница сделала виток, и Виктор вышел в просторную комнату. В центре её на четырёх цепях висел прозрачный гроб. В гробу – девушка неземной красоты. Тяжёлые золотые локоны укрывали покойную до пояса. На девушке было тонкое льняное платье непривычного покроя – простое, с лёгким цветочным орнаментом на груди и кружевным воротничком. Ни корсета, ни турнюра, вообще ничего, что давно стало атрибутом дамского одеяния.

Казалось, незнакомка спит. Щёки украшал лёгкий румянец. Свет лился через окна башни и падал прямо на хрусталь, из-за чего красавица будто светилась изнутри. Руки, сомкнутые на груди, и сжимали бутон белой розы. Цветок был свежим, словно его только что срезали с куста.