Кирилл Берендеев: Обязательность встреч

То немногое, что мне стало известно после прочтения завещания, - а это, в свою очередь, намного превосходило все, что я знал об отце до тех пор, ныне стремительно пополнялось новыми подробностями. Порой я понуждал остановить себя, дабы перевести дух и не слишком спешить со скоропалительными выводами.

Мне с самого начала было известно, что отец, вскоре после торопливого ухода от нас, вновь женился. И я, разбирая пожелтевшие бумаги и старые газетные вырезки, большею частью объявления купли-продажи, которые находил запрятанными то в одном месте, то в другом, надеялся отыскать среди открывавшегося множества хотя бы одну фотографию его невесты, супруги, один их семейный снимок. Раз стены и полки квартиры не украшала ни одна фотокарточка, я предположил, что отец мой из сентиментальных соображений убрал все поглубже в ящики и доставал изредка, в минуты душевного неспокойства. Или старался не доставать вовсе, я помнил, что после шести лет замужества его супруга как-то неожиданно покинула отца. Хотя, почему, неожиданно? - ведь мне не была известна история их взаимоотношений, да и разве не сам отец в прежнее время....

Мои розыски не дали никаких результатов. Все найденные снимки, были очень старые, самые поздние - десятилетней давности, сделанные, по большей части, во время застолий и празднеств. Отца я не узнавал на них, мое сердце, вопреки ожиданию, молчало. Лишь сопоставив фото с карточкой, вклеенной в паспорт, я смог найти своего отца среди других незнакомых мне лиц, вычленить из круга друзей и знакомых и лишь таким образом признать. Среди часто повторяющихся лиц были и женские, но ни одна из представительниц прекрасного пола не составляла на них компании отцу, значительно позже я выяснил, что все они были чужды ему, и вместе их связывал общий круг знакомств, знакомые служили неким передаточным звеном, позволявшим при встрече перебрасываться дежурными фразами о здоровье и близких в течение нескольких минут.

Ее: жены, невесты - на снимках не было. Сознательно? - пока я не мог ответить на этот вопрос.

До тех пор, пока случайно не наткнулся на дневник, - по крайней мере, так следовало называть старую тетрадку формата А4 в 96 листов, заполненную летящим почерком, до сладкой жути напоминавшим мой собственный. Первые записи были сделаны давно и велись нерегулярно, редкие даты, коими озаглавливались новые заметки, отстояли по времени иной раз на полгода и больше. Видно, отец, как и я сам, не был приспособлен к регулярному излиянию мыслей на бумагу, он доверял ей лишь в минуты крайней необходимости, когда иного способа выразить себя уже не находил. В свое время я сам неоднократно начинал и бросал писать дневники, в этом плане отец оказался настойчивей меня. Возможно, в том помогла обретенная им свобода, ведь записи начались по прошествии двух лет с момента его ухода.

Последние листы в тетради, заполненные разными ручками, не были датированы вовсе, кроме последней записи, но уже по тому, как изменился почерк отца, превратившись из твердого, угловатого, резкого, в слабый, по-старчески плавный и хромающий, видно было, что на заполнение тетради ушли не года - десятилетия. И отец, я только сейчас подумал об этом, - надо же, только сейчас, - успел превратиться из молодого человека в... - я взглянул на крайнюю дату, - сколько же ему было лет? - да, почти в пенсионера. До выхода на заслуженный отдых ему оставалось всего ничего, два года.

Я впервые подумал о нем, как о старике. Эта мысль буквально потрясла меня. Я отложил дневник в сторону и долго сидел, глядя перед собой на настенный ковер, изображающий шишкинских медведей, но не замечал его.

В тот день мне был странный посетитель. Вернее, посетительница, соседка из квартиры напротив. Должно быть, она заметила, что опустевшая квартира вновь стала обитаемой и решила поинтересоваться, что да как. О моем существовании она, конечно, не слышала. Но и не удивилась, видно, за долгую жизнь, а было ей за шестьдесят, приучила себя ко всякому, вот и мои откровения приняла как должное.

Она не представилась и сама не спросила моего имени. Поинтересовалась лишь, как мне здесь живется и, поскольку постольку разговор зашел об отце, сразу всплыла и авария.

- Павел Андреевич человеком был осторожным и рассудительным, говорила она, пальцами автоматически разглаживая выцветший халат на коленях. - Я узнала, так поверить не могла. Все это на него совсем не похоже, совсем. Да и потом, - продолжила она, понизив голос, - что ему понадобилось на той стороне улицы, вот что я в толк не возьму. Я ведь и виделась с ним на выходе из квартиры, сама ведро выносила, а тут Павел Андреевич как раз пройтись собрался. Он мне так и сказал: до магазина и обратно, а вон он, магазин, в соседнем доме, до улицы ему в противоположную сторону идти надо было. А Павел Андреевич всегда в этом магазине отоваривался, да еще в одно и тоже время, как по часам. Все продавщицы это знали, еще шутили, помнится, по этому поводу. Очень, дескать, упорядоченную жизнь ведете.