Евгения Васильева - Двенадцать

Я вышла, ожидая восторженных «Ох», «Ах» и «Какая ты красивая». Вздохи-то я услышала, но доносились они от дивана в дальнем зале комнаты. Я подошла ближе и увидела, что у Елены действительно болит голова. Женщина полулежала на диване, глаза ее закатились, и она лихорадочно дышала. Вокруг бегали мои девочки. Лиза усиленно махала на Елену журналом, и кричала, чтобы Зарина скорее принесла воды.

Я тоже засуетилась, и неуклюже развернулась в сторону кулера всем телом так резко, что услышала треск швов платья на спине. «Ничего» – подумала я, «Они все починят». Правда с исправлением того, что произошло дальше, даже лучшие модельеры и швеи мира справиться не сумеют.

Наполнив стаканчик водой, я повернулась обратно к дивану и увидела, что у Елены уже пошла пена изо рта. В беспорядочных движениях руками было заметно желание схватиться за горло, и я поняла, что женщине нечем дышать. В закоулках памяти были воспоминания о фильмах, где проделывают отверстие в трахее и вставляют что-то вроде трубки, чтобы человек мог дышать в обход забитого горла. Однако я и близко не была хирургом, и убивать женщину точным ножевым ранением в шею не планировала, поэтому побежала за телефоном, чтобы позвать на помощь.

Следующий резкий поворот, целью которого было добежать до примерочной и позвонить в скорую, был чреват окончательным отрыванием юбки от верха платья. В этот момент пышный подол, да кто придумал его таким длинным, запутался в моих ногах, и я упала и ударилась локтем о кафельный пол. Прострелившая боль вперемешку с суетой, что создавалась вокруг меня звуками с дивана, что все больше напоминающими хрипение, и Зарининым криком: «Чем вам помочь!?», мешали мне подняться с пола.

Пока я бессильно валялась на полу, сотрудницы ателье уже вызывали «скорую», и я подумала, что оказавшийся врачом прохожий мог бы спасти положение. Так что было принято решение помочь ситуации выходом из ателье с целью позвать на помощь на улице, где мог оказаться доктор.

Для того чтобы встать, мне пришлось полностью разорвать подол платья, что не отпускал мои ноги, и вылезти из него, как из мешка. Как только я оперлась на правую руку, ушибленный локоть отозвался острой простреливающей болью, от которой я вскрикнула. Чтобы помочь, ко мне подбежала Лиза, но ее вид заставил меня вскрикнуть еще раз.

Мало того, что глаза стали красными от слез, ее кожа, до этого покрытая еле заметной сеточкой капилляров, стала просто тетрадным листом. Как будто кто-то взял яркую гелиевую ручку и разлиновал Лизу. Девушка помогла мне подняться и дала воды, которую несла Елене. На мой немой вопрос она еле заметно кивнула в сторону дивана, куда мне поворачиваться не следовало.

Отдаленно походящая на Елену женщина на диване из последних сил разорвала на груди блузку так, что пуговицы разлетелись во все стороны, а пена изо рта обрела ярко красный цвет. После женщина лежала уже без движения, а ателье наполняли лишь звуки кашля Зарины и рыданий работниц. Пить Елене уже было не нужно. И мне тоже. От увиденного, меня, стянутую корсетом, все-таки стошнило прямо на лежащий в ногах подол платья.

Я снова взглянула на диван, и отметила деталь, заставившую встать дыбом волосы на моем теле. Ноги Елены от колена и выше, что стало видно из-за того, что юбка женщины немного задралась, были синие. Мне пришлось даже подойти ближе и обойти лужу, в которую превратилось мое платье, чтобы понять, что синева эта от капилляров, выступивших на коже.

«Лиза!», вспыхнуло у меня в голове от этой картины, и я повернулась к ней.

Покрытая синевой девушка стояла, не шевелясь, на том же месте, где я ее оставила. А затем, ничего не объясняя, вышла из магазина.

На улице было жарко, к вечеру солнце только больше разошлось, а Лиза, оказавшись на улице, встала и посмотрела прямо на него. Затем выпила воды из пластикового стаканчика, что так и остался у нее в руке, и упала. Упала плашмя, как обычно падают в обморок. Все части ее тела внезапно стали мягкими, а руки не выставились инстинктивно вперед, чтобы защитить тело от удара.

Я иду по своему любимому месту города, набережной парка 300-летия Санкт-Петербурга. Хоть даже и в разгар лета вода Финского залива холодная, это меня не останавливает, и я прихожу сюда, чтобы почувствовать прикосновения воды.

Снимаю тяжелые кожаные ботинки, что теперь ношу постоянно, закатываю до середины икр хлопковые бежевые брюки. Ботинки оставляю прямо здесь, их никто не возьмет. Наступаю босыми ногами на песчаный берег, на самый край, где песок мокрый от нападающих волн, и иногда попадаются мелкие осколки ракушек. Дальше от воды поверхность земли покрыта мелкими камнями, ходить по которым мои ноги не позволяют. Мне очень нравятся следы, остающиеся на мокром песке. Следы человека в этом мире, сохраняющиеся не дольше, чем до прихода новой волны.