Михаил Фоменко - Кровь ангела

Извозчик-лихач мчал Зайцева на Смоленское кладбище. Поручик колотил возницу в спину рукоятью шашки, погонял лошадь, умолял ехать быстрее, обещал на чай пять целковых. Пугливо оглядывался на него извозчик и нахлестывал лошадь.

— Стой! — крикнул внезапно Зайцев.

Он увидел на встречном извозчике доктора и мать Лены, возвращавшихся, как видно, с кладбища. Они улыбались и болтали весело, трясясь на ободранной пролетке. Доктор обнимал толстую поясницу своей дамы, наклоняя рыжую бороду к ее румяной щеке.

Все кончено. Лену похоронили.

Зайцеву хотелось что-то крикнуть, сделать что-то, бежать куда-то, но он чувствовал, что все это будет напрасно и ничему не поможет. И он, махнув рукою, пошел к себе пешком.

Вот что вспомнил теперь поручик Зайцев, лежа в госпитале чужого и далекого города, ночью, с забинтованным плечом.

— Неужели это была она? — сверлило в уме его.

И ему хотелось верить страстно, что это, действительно, она. Ведь с тех пор, с того ужасного вечера, он так и не был на Пушкинской, и даже не помнит, как следует, рокового дома.

Бабушка тоже умерла месяца три спустя.

Как знать! Может быть, Лена очнулась перед тем, как готовились опустить на нее гробовую крышу, и оттого, быть может, и были так веселы тогда мать и доктор?

Каждую минуту сознавал Зайцев нелепость своих предположений, но бессознательное чувство, помимо воли руководившее душой, отказывалось принять доводы рассудка.

И поручику казалось временами, что вот-вот, он сойдет сума.

Белая дверь в глубине зала приоткрылась и скрипнула. В полумраке показалась она.

— Лена! — крикнул Зайцев.

Сестра шагнула вперед.

— Кто зовет меня? — спросила она, растерянно озираясь.

Но Зайцев уже лежал без чувств.

Осенний ветер сметал пожелтевшие листья, заваливая ими всю аллею, полукругом подходящую к небольшой усадьбе.

Усадьба была покинута хозяевами. Помещик-поляк забрал все, что имелось поценнее и вместе с женой и детьми уехал в Варшаву. В доме остался только старый слуга, здесь родившийся, выросший, по-собачьи привязанный к своим хозяевам.

Недолго оставался дом пустым. И дня не прошло, как на безлюдный двор усадьбы прискакали немецкие уланы, осторожно высматривая, нет ли где казаков и, убедившись, что последние отсутствуют, сделались более развязными, стали проникать повсюду, заглядывать в кухни, в погреба, и через посредство нескольких своих товарищей, понимающих по-польски, принялись расспрашивать, где стоят русские войска, много ли их, где находится помещик и т. д.

На все их вопросы отвечал старый Ионтек незнанием, качал отрицательно поседевшей головой и только грустно глядел на панские покои, в которых так своевольно хозяйничали незваные гости.

— Не знаешь, старый черт; ну, так мы тебе вернем память! — злобно закричал немецкий вахмистр и изо всей силы ударил кулаком по лицу старика.

Пошатнулся верный слуга, кубарем свалился на пол, слабо застонал, пытаясь подняться.

Точно обрадовались остальные уланы этому удару и сами в свою очередь начали бить лежащего старика.

На дворе зашумели автомобильные колеса, кто-то подъехал к крыльцу, солдаты бросились врассыпную, хотел ускользнуть и толстый вахмистр, но незапертая дверь распахнулась и в переднюю, где происходило избиение, вошел престарелый прусский генерал высокого роста и остановился.

Вслед за ним в комнате появились еще четыре штабных офицера.

— Что такое туг происходит? — сурово спросил генерал.

Вахмистр по-своему объяснил происшедшее.

Генерал брезгливо посмотрел на пытавшегося подняться старика и прошел в комнату.

Вслед за ним потянулись и офицеры.

Усадьба была отведена под немецкий штаб дивизии. Немцы расположились здесь, как дома: играли даже на старинном Виртовском рояле, который издавал какой-то боязливый нежный звук, быстро разлетавшийся по старинным комнатам.

Генерал фон Брюген отвел себе хозяйский кабинет, где отлично поместился на дедовском широком диване, крытом зеленым мягким сафьяном. Старый Ионтек должен был ему лично прислуживать, а перед сном, когда генерал находился уже в постели, рассказывать о соседних поместьях.

Любил старый генерал также и выдержанное вино. Он строго-настрого заказал Ионтеку, чтобы тот берег хозяйский погреб и приносил вино только ему, а офицерам не давал.