Владимир Васильев - Проект особого значения

– На окраине, ближе к горам.

– Э-э-э… То есть там, куда мы идем?

Кивнула. Если можно было обходиться без слов, Ксения обходилась: кивнуть, пожать плечами, развести руками, ткнуть пальцем. Разве непонятно? Гена уже и привык. Но не всегда такого ответа было достаточно.

– И что, мы с ними э-э-э… пересечемся?

Помотала головой, видимо, пересечься не придется. Он так и не поинтересовался толком жизнью аборигенов планеты. Воюют друг с другом и все. Думать о войне он не мог, перед глазами сразу вставала разгромленная, полная дыма, комната, рваная дыра в стене и спина Ксении, стеклянным плавником режущая на части его вселенную.

– А эти, вторые, которые не свистуны, он где живут?

– Выше.

– В горах?

Еще один кивок.

Горы начались постепенно: степь вздыбилась под углом, пошла вверх. Потом ее шелковый зеленый платок прорвался, из дыр полезли гребенкой невысокие скалы. Обошли их и оказались выше уходящего к горизонту травяного моря. И совсем рядом настоящие, заросшие темным курчавым лесом склоны. Гладкие белесые стволы уходили вверх, как колонны, поддерживали сливавшуюся воедино крону, густо зеленую, отливавшую океанским аквамарином. Под этой крышей, продырявленной лучами света, было сумеречно и прохладно, и после бесконечной степной жары приятно. Ксения уверенно шла, лавируя между стволами, явно держа в голове маршрут и не сбиваясь с него. «Как птица, что ли? По магнитным линиям ориентируется?» – вяло удивляясь, Гена старался не отставать, смотрел вниз: не оступиться бы, того и гляди, какая-нибудь подгнившая ветка не выдержит, хрустнет, стопа подвернется, или камень выскочит из ниоткуда, заставив споткнуться. Перед его глазами мелькали голые ноги Ксении, обутые в легкие босоножки с перекрещенными на икрах шнурами. Сам он в тяжелых треккинговых ботинках, штанах из плотной ткани и такой же куртке казался себе настоящим рейнджером, вышедшим в долгий опасный поход. Она же в шортиках и маечке – девчонкой на прогулке в парке. Хотя на самом деле все было наоборот, и этот диссонанс забавлял Петрова, и вот он уже никакой не рейнджер, а ряженый клоун, пародия, карикатура. Настоящий герой фронтира отправляется на подвиг, как в булочную за углом: в домашних шлепанцах. Вот разве что рюкзаки у них были одинаковые: вместительные и тяжелые.

Лес расступился, и они вышли на открытую площадку, обрывавшуюся с одного края, своеобразный природный балкон. Теперь степь была далеко внизу. Ксения указала рукой, и Гена увидел: по бескрайнему зеленому морю плыл караван. Белые кибитки одна за другой длинной чередой скользили в сторону солнца. Тащили их какие-то большие птицы с длинными шеями. Они неспешно выступали, кивая клювастыми головами при каждом шаге. И ему опять пришли на ум грумы, глупые, как страусы, и прожорливые, как крокодилы. Вдоль кибиток верхом на этих же птицах ехали люди – красная кожа блестела на солнце.

Они шли еще какое-то время, опять и опять вверх, и вот, когда Петров уже окончательно выдохся и готов был потребовать привала, гора кончилась. Закончился лес и вместе с ним гора. Другие горы остались, они по-прежнему возвышались вокруг, гордо задрав кучерявые макушки в небо. А та, что досталась им, была намного ниже, словно втянутая в плечи голова плешивца, стесняющегося проеденной в шевелюре лысины.

Можно было, наконец, сбросить рюкзаки, расправить натертые лямками плечи.

Прямо посреди плеши высилось огромное дерево. Неохватный ствол устремлялся к небу и высоко-высоко оканчивался широченным зонтом зеленой спутанной кроны. Вокруг ствола трава не росла, света не хватало. Плотный слой осыпавшихся обрывков коры пружинил под ногой, как хорошо сбитый войлок. По пестро-коричневой кошме разбросаны небольшими шариками, как раз в ладонь взять, красные плоды. Петров поднял одно, покрутил, понюхал:

– Это ж яблоко!

– Это Тланч-Атуа-Леле, – покачала головой Ксения.

– А это? – он поднял второй плод.

– Тоже.

– В смысле?

– Любой плод – это Тланч-Атуа-Леле.

– Вот эта фигова туча яблок – одна и та же планета?

– Да.

– Да… С логикой у местных не фонтан.

– Но тебя же не удивляет, что каждый плод – яблоко?

– А его есть-то можно?

Гена еще раз втянул носом густой аромат: мед, корица, теплые мамины ладони, ее платье, красное в белый горошек, штрудель, толстый шмель, влетевший в открытое окно. Запах вызывал детскую радость. Не дождавшись ответа, откусил красный бок яблока. Сочный хруст совпал с выкриком Ксении: