Дмитрий Биленкин: Ночь контрабандой. Рассказы

- Мы убедили себя, что величие любой цивилизации воплощается прежде всего в технике, - проговорил он быстро. - Почему? Пришельцы тоже не роботы. Здесь, на привале, вдали от дома, им были ведомы те же чувства, и они мимоходом создали то, чего им не хватало: образ родной природы. Друзья, это была картина.

Преображенский встал, задумчиво посмотрел на глыбу, словно она ещё хранила тепло тех загадочных существ, что побывали здесь до них.

- Собирайтесь! - сказал он, резко повернувшись.

Потом он тронул Крамера за плечо.

- Твоя гипотеза, конечно, правомочна. Но она уязвима с позиций логики.

Крамер кивнул.

- Да, разумеется. И все-таки в миллионах лет отсюда, на других планетах и в других галактиках, в царстве любой сверхтехники художник останется художником, под влиянием минуты рисующим где попало, чем попало и на чем попало. Иначе он не может, вот вся логика.

- О-о! Взгляни-ка: кроме нашего, в Тевтобурге, оказывается, заседает еще один конгресс!

- Вчера здесь ничего не висело, - отозвался Мизгин.

«Международный симпозиум демонологов». Я прочел объявление с тем чувством веселого недоумения, которое только и может испытывать человек моей профессии при встрече с абсурдом. Сама афиша выглядела прозаично. Никаких черепов, змей и сатанинских рыл с нее не смотрело. Время заседаний, повестка дня, фамилии докладчиков - все было точь-в-точь как в программе любого научного совещания. Последняя строчка оповещала о порядке регистрации делегатов. Секретариат симпозиума, судя по объявлению, располагался в доме, перед которым мы остановились.

Мимо нас прошествовала и скрылась в подъезде дама с болонкой на поводке. Мысль о ее возможной причастности к ведьмам показалась мне забавной.

Я взглянул на часы. До начала заведомо скучного обсуждения на секции слабых взаимодействий оставалось минут сорок.

- Зайдем?

- Можно и зайти, - согласился Мизгин.

По добропорядочной, чистой до уныния лестнице мы поднялись на третий этаж и без помех очутились в светлом, обставленном канцелярской мебелью помещении, где бойко стучала на «Рейнметалле» хорошенькая девушка лет двадцати. Мини-юбка приятно оголяла ее ножки.

Я осведомился, к демонологам ли мы попали.

- К ним, - любезно улыбнулась девушка, отрываясь от «Рейнметалла» и крашеными ноготками поправляя прическу.

- Скажите, - проговорил я загробным голосом, - можно ли записаться на прием к сатане?

Девушка не поняла шутки.

- Вы по какому делу?

- Видите ли, - продолжал я, заранее наслаждаясь предстоящим спектаклем, - разрешите представиться: Виктор Новгородский, физик…

- А, - перебила девушка. - Физики часто заглядывают к нам.

- … А это, - я кивнул в сторону своего приятеля, - Юрий Мизгин, тоже физик. Можно побеседовать с кем-нибудь из магов, или как еще там ваше начальство называется?

- О, пожалуйста! Я доложу секретарю общества герру Шенку.

И она упорхнула.

- А стоит ли? - после минутного молчания спросил Мизгин.

Ответить я не успел, так как появилась девушка и с полупоклоном пригласила нас войти.

На пороге кабинета я шумно втянул воздух. Серой, как я и ожидал, не пахло.

- Отступаете от традиций? - спросил я не без вызова, едва мы поздоровались.

Демонолог укоризненно покачал головой. Широкоплечий, массивный, он сидел за столом, и свет, льющийся сзади из окна, алюминиевым сиянием зажигал его седые волосы, оставляя в тени черты его крупного лица. На нем был клетчатый твидовый костюм, под узлом темного галстука прозрачно мерцал какой-то камень. Слева дремало штук пять телефонов, совсем как в кабинете директора крупного института,

- Коллега, - сказал он наконец, - не стоит шутить над высшими силами.

- Неужели? - спросил я, опускаясь в предложенное кресло. - Разве высшие силы можно оскорбить?

- В не меньшей степени, чем науку.

Вероятно, на моем лице отразилось удивление, потому что демонолог вдруг рассмеялся. Странный и неприятный был этот смех. Он напоминал шипение дряхлых часов перед боем. Глаза демонолога при этом совсем исчезли под морщинами, щеки вспухли, как две белые булочки, по горлу прокатился и спрятался кадык.

Смех оборвался так же внезапно, как начался, и лицо герра Шенка приняло обычное выражение.