Мирослав Палыч - Гитлер, Баксков и другие… Книги первая и вторая

– Резонансная точка в сакральной геометрии, – монотонно вещал Гурджиев, – оказала влияние на шишковидные железы, связующиеся с эпифизами в процессе распознания временных флуктуаций, что, вероятно, явили большим полушариям зрительно-звуковые пазлы из будущего, что особенно характерно для эклектической фотоноидально-перверсивной петли эпохи развитого стимпанка…

– Ладно, потом расскажешь, а то Гитлер этот, панымаешь, услышит и расскажет Ротшильду, – несколько нервно перебил Сталин Гурджиева.

У Сталина с Гитлером пока никак не получалось поделить честно Прибалтику, и они пошли к фуршетному столу, который сервировали семь совершенно голых официанток под бдительным контролем гестаповских наблюдателей. Аналитики из 6-го отдела РСХАА сделали надлежащие выводы, после того как красные шпионы испортили нигролом дорогостоящую вещь, принадлежавшую адъютанту фюрера – полковнику Куртцу.

***

В Калиште Марта притормозила паробайк – прямо у входа в гостиницу «Альбац». Эргономичные подлокотники ушли вниз-внутрь, давая Николаю возможность покинуть удобное сидение паромото.

Как же ему не хотелось расставаться с Мартой. Как не хотелось…

– Мы увидимся?.. Я хотел бы отблагодарить вас за оказанную мне помощь! – произнес сопран, с надеждой протягивая обе руки навстречу Марте. Но Марта даже не собиралась заглушать двигатель своего паромото.

– Нет, милейший, – был неожиданный для Николая ответ Марты сквозь цыканье пара вхолостую работающего двигателя паробайка. – У меня эту неделю много дел… на молочной ферме. А свой новый дирижабль, который собираетесь приобрести, назовите лучше «Настасья».

Паробайк Марты взревел, рванул вперед по улице и скоро скрылся в потоке пародилижансов. Николай Баксков еще с полминуты стоял с протянутыми руками, ничего не понимая и не веря в такое нелогичное завершение своего, казалось бы, многообещающего увлечения. А дело было в том, что пилотица, зная самые секретные пароли паронасосного рейхонета, связалась с помощью паропланшета с соответствующим отделом ведомства Мюллера и получила всю информацию о цели пребывания в Чехословакии путешествующего русского колоратурного сопрана. Получив информацию, Марта в момент прозрела. Когда она на ходу смотрела в экран планшета, то чуть не съехала на обочину, увидев, что вытворял на Мальдивах сопран с этой длинноногой Настасьей… Теперь Марте о новом знакомом стало известно все – все его привычки и наклонности. Ей стало известно и имя его любимого кота, и даже самая необузданная страстишка сопрана – непременно собирать зрительских букетов хоть на один, но больше, чем певщик Филипп.

– Ведьма… Матерая чехословацкая ведьмища… – прошептали губы все еще стоящего с протянутыми руками Николая.

В этот момент у него было чувство, как будто бы он при полном зале на сцене «Метрополитен-оперы» вдохновенно исполнял «Я цыганский баро-о-н, у меня много же-е-н!», и на слове «жен» ему некто, подосланный конкурентом мерзавец, подкравшись сзади, вдруг ткнул в рот яблоко… да еще и кислейшее…

«Вот же облом! Обло-ом… И откуда она знает про Настасью? Непостижимо!» – не переставал удивляться разочарованный в лучших надеждах сопран, поднимаясь в номер, кстати, заказанный, как выяснилось, для него Мартой.

Когда усталый и расслабленный Баксков полулежал в ванне с бокалом «М-м Клико» в руке, его эротические мысли вокруг неких ландшафтов тела Настасьи навязчиво отвлекались образом Марты. В этой женщине для Николая таилась какая-то мощная и неотвязная трансцендентная притягательность.

***

Лейтенат Путен под видом путешествующего по Чехословакии бюргера, якобы между делом интересующегося чешскими рецептами производства безалкогольного пива, сидел за столом одного из Краковских кабачков и думал о своей скромной роли в предстоящих судьбах мира. Абакумов в их последнюю встречу говорил ему об уверенности Сталина в том, что промышленность Германии в назревающей Большой войне будет во многом опираться на чехословацкий промышленный паровой комплекс, и поэтому назрела задача построения здесь разветвленной и сильной агентурной сети. Задача была непростая, учитывая то обстоятельство, что более-менее профессиональные агенты Скобеивы из игры вышли. Ольга после выполнения сложного задания набиралась сил в Мункачском ведомственном санатории. Ее муж Евген был переброшен в Прибалтику. А подающий надежды параллельный резидент Соловеев-Ульрихт давно просился в отставку, напирая на беременную четвертым ребенком жену и накопившиеся по субботам пропуски в синагогу, за какие его нещадно корил тамошний злой ребе. Хоть сам лейтенант был, можно сказать, железным и работоспособным, но и ему требовалась пауза, для выработки дальнейших планов. Но в этом шумном кабачке один подвыпивший грузный крестьянин-чех уже четвертый раз подряд заказывал музыкантам песню про «Ежа с бажен», что путало мысли и мешало сосредоточиться. После второго бокала у лейтенанта Путена появилось желание бросить музыкантам пачку подотчетных крон и заказать им десятикратно исполнить «Полковнику никто не пишет». Потом показать толстяку кукиш и уйти. Но бывалый вышколенный разведчик отогнал от себя эту мысль и стал раздумывать о том, каким образом ему возможно будет привлечь к дальнейшей работе Александра Соловеева-Ульрихта, на воспитание которого были затрачены значительные средства и усилия. Соловеев-Ульрихт должен был в преддверии надвигающейся Большой войны противодействовать Геббельсовской пропаганде Третьего рейха. Но чтобы эффективного пропагандиста не переманили троцкисты и не продали Германии, он был отправлен для отвлечения внимания учиться в Институт сплавов со сталью. Специалистов по сплавам на заводах – чешских и Форда – у Третьего, встающего с колен рейха было в достатке.