Антоний Ангельский - Искатель последней надежды

Прелюдия первая

Сентябрь 2003 года.

Стоя в аудитории напротив окна я смотрел на проезжающие машины, на торопящихся куда-то людей, на свет рекламных вывесок отражающихся в свежих лужах недавнего дождя, кружащуюся в воздухе опавшую листву, наглых, как цыгане, голубей выпрашивающих корм. И прочие обыденности городской жизни, которые, по обыкновению, остаются незамеченными для обывателей которые стремятся заработать денег; им не до красоты и философии. А ведь есть своя прелесть в этой картине. Хоть и не понятна на первый взгляд, но утренняя суета, она как двигатель жизни; её сердце; она имеет свой оттенок страдания в метро и автобусе, в очереди за кофе или обеденной столовой, но без неё невозможно насладиться городской жизнью в полной мере. Пробки, отвратительная песня по радио, аварии, копошащиеся крысы с крыльями под ногами, мусор, грязь, слякоть или палящее солнце, бродячие музыканты и просящие купить книгу сектанты, что вначале вручат тебе в подарок ненужную, почти завядшую, розу ожидая, что из принципа взаимообмена, ты пойдешь на уступку и, из благодарности за подарок, купишь эту злосчастную книгу, но им бы стоило знать, что индивиды русского народа порой бывают слишком конченными и вместо покупки книги скажут лишь «Спасибо». Всё это и еще многое о чем я не упомянул и есть жизнь городская, где каждый жаждет отыскать покой и равноденствие души, не осознавая, что его покой и его нирвана уже нашли его.

В аудитории было необычайно сухо. Лампы теплого оттенка давали хорошее освещение, но не могли согреть, было прохладно и, самое главное, шумно. Все сокурсники разбрелись по небольшим компаниям и что-то между собой обсуждали. Вот-вот должна была начаться лекция. Контингент, на первый и последующие взгляды, представлял собой сборище стрёмных ботанов и менее стрёмных мажоров. Но была парочка колоритных ребят, визуально не вписывавшихся в коллектив. Остальные все как на подбор, явно имели завышенное самомнение и лишнюю пару хромосом. В кого ни плюнь, везде мажор.

Заходит преподаватель. Все резко затихают и рассаживаются. Те двое, особенно подозрительных, конечно же, сели рядом со мной. Преподаватель начал лекцию, что-то говорил, но я слышал только этих двух мудаков. Они ( Если выражаться в пределах нормативной лексики.) проговорили всю лекцию. Им делали замечание, но они не реагировали. Классика жанра. ( Я бы даже сказал «канон».)

Как можно было почти полтора часа обсуждать короткометражный фильм о гипотетическом вторжении пришельцев? У них это получилось. На мгновение мне было даже интересно слушать их дебаты, ведь они так яро отстаивали своё мнение, казалось вот-вот и охрипнут от шёпота.

Большинство сокурсников были местные. И эти двое тоже. Я же в этом городе был недавно. После смерти отца мы с мамой много ездили по её работе из города в город. Приходилось каждый год менять школу. Моей сестре повезло больше, она старше на пять лет и заканчивала ту же школу, в которой училась с первого класса, живя у дедушки с бабушкой, она не выходила из зоны комфорта каждый год. Я бы и сам жил у бабушки с дедушкой, но моё поведение оставляло желать лучшего, ведь я убил всех домашних животных, не то чтоб специально, но так получилось. Не люблю животных, мерзкие твари. Любви достоин лишь венец творения.

Поступив в университет, Хелен перебралась к тёте Вике. А я вот теперь живу у тёти Майи и каждое утро езжу на трамвае до университета.

В этом месяце завывал ужасно холодный ветер. Солнце ушло в отпуск. Температура упала градусов на семь-восемь. Многие заболели на следующий день. Примерно, половина отсутствовала на первой же лекции. На третьей паре ко мне подсел один из тех «особо стрёмных». Второго видно не было. Лицо у него кислее уксуса. Мне вдруг стало как-то холодновато; то ли из-за его грустных отстраненных глаз, то ли потому что отопительный сезон еще не начался. Заговорил с этим чуваком. Рассказал смешную ситуацию из жизни. От души посмеявшись, мы познакомились.

Зовут его Максим Римский. Швабра с метр девяносто. Синяки под глазами темнее Марианской впадины. Вместо ключиц два колодца; хоть лапшу в них заваривай. Патлатый, как собака; конкретно – спаниель.

Макс рос в традиционной православной семье имеющей свой кондитерский завод. Отмечал все религиозные праздники, но, как он сам позже признался, не очень-то верил в этих «штрихов в рясах». «В Бога, да, но типы в рясах меня не впечатляют. Скорее в святую тарталетку поверю» , – сказал он мне как-то на паре.