Ричард Лайон - Последний штрих к истории человечества

— Не вижу в этом никакой опасности, — хмыкнул я.

Макартур ткнул вырезанной из кукурузного початка трубкой в сторону Роберта Хайнлайна. Тот подался вперед:

— Опасность в том, что кости покатятся вновь и на кону окажется всё, что у нас есть… окажемся мы сами. Встреча с гостем из космоса чревата для нас крахом.

— Но встреча уже состоялась, — возразил я. — Она — достояние прошлого.

— Нет, — поправил он. — Для нас она прошлое, для вас — будущее.

Не успел я освоиться с этой диковинной мыслью, как миссис Кеннеди взглянула мне прямо в глаза и сказала:

— Мистер Гарднер, я читала ваши романы о Перри Мейсоне. Я знаю, за письменным столом, за машинкой вы замечательно умны. Меня интересует другое: каким вы были адвокатом. Блестящим? Перри Мейсоном?

— Нет! — запротестовал я. — И потому предпочел юриспруденции ремесло писателя.

Хайнлайн с Макартуром обменялись улыбками, словно получив некое подтверждение своей правоты.

Слегка огорченная, миссис Кеннеди нарочито мягко и деликатно заметила:

— Ах, какая незадача… На встрече вы блистали. Собственно, ваше хитроумие заставило генерала Макартура заподозрить, что кто-то просветил вас заранее. Я сказала, это невозможно, а мистер Кэмпбелл и мистер Хайнлайн оба прищелкнули пальцами и закричали: принцип Черной Королевы! «Приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте»!

Все выжидательно посмотрели на меня, надеясь, что я без дальнейших разъяснений пойму, о чем речь.

Не сразу, но я догадался. Судьбоносная для планеты встреча завершилась благоприятно, оттого что меня хорошо подготовили. А поскольку лишь эти семеро могли дать мне нужные указания, они ринулись сюда.

Едва я согласился на инструктаж перед грядущим совещанием, они, сменяя друг друга, принялись за дело. Макартур прочел наставление о достойном поведении офицера вооруженных сил при контактах с иностранными сановниками. Миссис Кеннеди твердила, что шуткам инопланетянина, пусть плоским, непременно нужно смеяться. Рональд Рейган требовал перевоплощения в Перри Мейсона и, стремясь помочь, тщился обучить меня приемам вживания актера в образ. На закуску Кэмпбелл и Хайнлайн попробовали прочесть мне краткий курс всемирной истории.

Подобный сумбур объяснялся просто: эти люди приехали в трех машинах и не имели случая договориться, что именно мне внушать. В довершение всех бед Теллер внезапно хватился, что кофе, который мы пили, — «Санка», без кофеина. Выход из положения нашел Макартур. Приметив, что я начинаю опасно клевать носом, он орал: «Солдат, па-адъем!»

Сперва это помогало, но мои веки неудержимо тяжелели. Когда Эдвард Теллер вдруг оповестил нас, что, похоже, разобрался в квантовой механике путешествий во времени, я честно настроился слушать, однако его слова затерялись в сером тумане, куда я канул.

Моргая спросонок, я переживал миг затмения. Я знал, что меня зовут Эрл Стенли Гарднер, но кто это такой? Неужели известный писатель-детективщик?

Нет. В доме два чулана завалены вышедшими из-под моего пера детективными историями, но никто не рвется их печатать. Подвизаюсь же я преподавателем в юридической школе, и сейчас состоится очередной необходимый, но ужасающе скучный совет профессоров…

Хотя, возможно, сегодняшнее собрание пройдет немного иначе. Мы сидели в ряд за столом для совещаний, у которого не было ни ножек, ни каких-либо других видимых опор. Место справа от меня занимала Агнес Бетелл, декан юридического отделения и отделения аспирантуры. Слева расположились преподаватель журналистики профессор Саймак, который безостановочно курил, как репортер накануне сдачи материала, и профессор физики Теллер. Дальше сидели профессор Макартур (гражданское строительство) и мисс Жаклин Бувье (французский язык). Замыкали группу профессор кафедры военно-морской техники Хайнлайн и преподаватель сценического искусства Рейган.

Я не смог уделить коллегам большого внимания из-за того, что увидел за профессором Рейганом. Там плавало огромное металлическое лицо. Голосом, подобным дальнему грому, это невозможное создание рассказывало анекдот. В первый миг потрясение помешало мне слушать. Вновь навострив уши, я разобрал:

— И тогда ученый заявил: эксперимент с отпиливанием у медведей передних лап и заменой их на человеческие руки не есть жестокое обращение с животными, ибо вторая поправка закрепляет за мной право приручать медведей.

Обычно я откровенно брезгаю всякими хохмами. Однако здесь у меня возникло сильное подозрение, что не засмеяться — мысль чертовски скверная.