Валерий Сабитов - Цитадель

— Никаких проблем, — отозвался сержант, и протянул листок бумаги, — Вот мой телефон. И просьба: как узнаете от него что-нибудь новое, сообщите мне. Если захотите узнать личности тех, кто хотел его похитить.

— Непременно, сержант, — сказал Эриксон, — Но уверен, что он о них ничего не знает. Кроме того, что он мой коллега, он мне ещё и брат. Вся его жизнь прошла на моих глазах, под контролем, если хотите. Он чист перед законом, как младенец. Да разве этого не видно сразу?

Сержант криво улыбнулся словам о чистоте перед законом, взял ключи и они прошли к камере.

— Реквизированные наручники мы оставим, если не возражаете, — сказал он, — Или у вас есть основания считать их собственностью задержанного?

— Как хотите, они нам не нужны, — раздражённо сказал Эриксон; его начал злить дух полицейского заведения, — Открывайте ваш каземат.

Подойдя к Лерану, он положил руку ему на плечо и мягко сказал:

— Ну, поехали?

С тем же отсутствующе-равнодушным видом Леран поднялся со скамьи и, не глядя на сержанта, прошёл на выход. Пешком до их дома они добрались бы за десять минут, но час пик на улицах оторвал полчаса. Барт заварил крепкий чай с мёдом, единственный из крепких напитков, употребляемый Лераном. Себе налил полстакана виски и устроился напротив за столиком. Леран сделал три глотка и отставил чашку, будто провёл ночь не в заключении, а только что вернулся от застолья.

— Рассказывай! — потребовал Барт.

Леран коротко изложил почти то же, что и сержант.

— Ты их знаешь? Видел раньше?

— Нет. Барт, я вот чем поражён: с любым человеком другие люди могут делать всё, что хотят, не спрашивая. Как посторонние, так и те, кто отвечает за порядок в городе. Почему?

— Ты не освободился от детских иллюзий? То ли ещё будет. Похоже, у нас с тобой начинается в жизни новая эра. Не подумав, мы высунулись. Не ждал, что начнётся так рано, — непонятно для Лерана заметил Барт, — Оставайся дома и жди меня. Мне надо на работу. Вечером всё обсудим.

Оставшись один, Леран задумался над тем, чего не рассказал Барту. Впервые скрыл от старшего брата что-то очень и очень важное. А Барт, с его сверхчувствительностью, угадал. Пусть не совсем точно, но угадал. Видимо, он прав, началась новая эра. Барт, — единственная его опора в этом сумасшедшем городе, единственный достойный полного доверия человек. И он не может ему открыться!

…Поднимается ствол пистолета, из него рвётся струя газа.

И, — всё кругом вдруг исчезает. Лицо с шапкой золотых волос заслоняет машину, людей в масках, улицу… В золоте волос, — серебряные нити. Леран понимает, — возраст. И глаза, так похожие на его собственные! Только они умные, добрые, всё понимающие. На лице нет морщин, но Леран понимает, — этот человек значительно старше его отца, Ирвина Кронина. Невообразимо старше. Откуда это знание?

И голос, — тёплый, родной…

— …Не бойся. И не торопись. Ты успеешь. Не все люди — друзья. Эти — враги. Их будет много. Придёт время, — узнаешь, почему. Они бессильны перед тобой, никто из них не может причинить тебе и малейшего вреда… Напряги волю, материализуй желание…

«Кто ты?» — хотел было спросить Леран, но остановил себя. Память прошлого, понял он, она сама откроет себя, когда будет нужно.

— …Не спрашивай меня ни о чём. Рано. Я всегда буду с тобой: не бойся никого и ничего. Со мной ты неуязвим. А теперь делай то, что нужно. Я вернусь…

Человек из забытого прошлого не дал никаких советов, но Леран знал уже, как поступить.

Лицо, до боли знакомое, но пока безымянное, исчезло, вернулся город: улица, машина в двух шагах с распахнутой дверцой и двое, вцепившиеся в его руки.

Он вдохнул облако усыпляющего аэрозоля, расщепил его на безвредные составляющие и выдохнул. И одновременно оттолкнул нападающих от себя вперёд, стараясь не причинить им вреда.

Ошеломлённые его поведением, они потеряли уверенность и, услышав вой полицейской сирены, бросились в машину. С подъехавшими через пару секунд полицейскими Леран не стал спорить. Он был убеждён: где полиция, там безопасность.

Золотоглазый человек, проживший где-то и когда-то очень долгую жизнь, заслонил для Лерана Кронина всё то, что отделяло его от забытого прошлого. И Нью-Прайс, и Сент-Себастьян стали полуреальными тенями, невесомым фоном для поднимающейся из затемнённой воды памяти глыбы истинного знания о действительной жизни.