Федор Вениславский - Шахматная доска роботов

Перед уходом я зашёл к своему другу, Джеймсу Филмору, шефу полиции.

– Волнуешься? – спросил он меня.

– Если скажу, что нет – солгу.

– Это обычное и нормальное состояние всех адвокатов – лгать, – Джеймс рассмеялся.

– Ты прав, нас адвокатов трудно назвать правдолюбцами, если только эта правда не случается с нашими клиентами.

– Я думаю, что ты уже добился того, зачем брался за это дело. О тебе вновь заговорили. Всё общество обсуждает твои слова, идеи в суде. Ты вновь на вершине.

– Ещё нет, но я подобрался к ней вплотную. Главное теперь не сорваться. Завтра всё решится.

Когда мы попрощались, и я уже открыл дверь, чтобы уйти, Джеймс сказал мне вслед:

– Прости меня, Томас, если что.

– О чём ты, Джеймс? – я обернулся.

– Я искренне не хочу, чтобы завтрашний день плохо кончился для тебя. Но иногда ты сам не понимаешь, что делаешь.

– В этом я и отличаюсь от робота, – я улыбнулся другу на прощание и вышел.

В здание Ассоциации я заехал буквально на полчаса. Я хотел пораньше приехать домой и как следует отдохнуть перед завтрашним днём. Когда я собирал свои вещи, ко мне постучался мистер Шерман.

– Ну как настрой? – спросил он, улыбаясь и держа руки в карманах брюк.

– Самый что ни на есть боевой.

– Всё общество замерло в ожидании. Твоё имя уже вошло в историю, и завтра будет написана последняя её страница – самая главная.

– Надеюсь главы, а не книги? – я усмехнулся, – Я смогу всё в ней подкорректировать в нашу пользу.

– Не сомневаюсь. Потому я и привлёк тебя к этому делу.

Я закончил все приготовления и был готов уходить.

– Я пойду, хочу отдохнуть хорошенько.

– Конечно! Удачи тебе. И я хотел сказать ещё кое-что, – он на несколько секунд замялся, – поверь мне, я всё сделал для блага нашего общего дела, над которым мы трудились все эти годы.

– Я не сомневаюсь мистер Шерман. И уверен, что смогу повернуть дело таким образом, чтобы получить ожидаемый мною результат.

Мы пожали друг другу руки, и я уехал.

Вокруг стояла звенящая тишина. Листва покачивалась под наплывами ветра, но делала это словно бесшумно. Небо провисло под тяжестью бесчисленных звёзд, но не падало вниз, а держалось, волоча свою непосильную ношу. Полный месяц заливал светом могилы и надгробия, и свет этот действительно был могильным светом.

Я стоял у камня, на котором было высечено: Лэндон Донован. Я молчал. Сказать было нечего. Я вздохнул и покачал головой.

Почувствовав, что довольно, я неспешным шагом двинулся к выходу, где меня дожидалась машина, мотор которой ещё не успел остыть.

Робот TRIAL-KU сидел на койке в своей камере и на протяжении многих часов смотрел в одну точку на противоположной стене. Он не спал, он не был в режиме ожидания. Его вычислительные программы и алгоритмы работали в полную силу.

Ещё до восхода солнца небо затянули тучи. Ранним утром пошёл дождь. К восьми часам он усилился в несколько раз, превратившись в настоящий ливень. Раздавался гром, небо озарялось вспышками грозы.

Людей возле зала суда было много, несмотря на испортившуюся погоду. Почти все стояли с зонтиками, многие – в дождевиках. Практически не раздавались крики и возгласы, скандирования и требования. Люди были притихшими, ожидая решения суда. Вскоре подъехали автомобили. Вышедшие из них участники процесса направились внутрь.

Присяжные были максимально серьёзны и сосредоточены. Кларисса Ричардсон, казалось, была монолитным воплощением хладнокровности, а лицо её напоминало камень. В глазах судьи Морган читалась напряжённость. Я выглядел спокойным.

С заключительной речью обвинения вышла Кларисса. Она обошла зал, обвела взглядом каждого из присяжных, и тогда заговорила:

– Мы с вами услышали много заявлений в данном зале. Несколько раз нас призывали откинуть ложь и называть вещи своими именами. Я согласна. Нужно быть честными с собой. И не боясь осуждения наших друзей и близких сказать – да, этот человек, с которым обошлись не по закону, Тим Кенвуд, был преступником. Да, одним из самых опасных преступников последних лет. Если мы действительно хотим, чтобы правосудие было честным и справедливым, чтобы суд был воплощением законности, а не представителем произвола в одну или другую сторону, исполняя свой долг, мы не должны следовать вожделениям толпы. Мы не должны бояться общественного недовольства. Мы должны называть происходящее своими именами. Да, Тим Кенвуд был серийным убийцей. Но мы не имели права так с ним поступать. Каждый человек, попавший в суд, должен быть уверен, что с ним обойдутся согласно закону. Этим мы и отличаемся от дикарей, которые виновного линчевали на месте. Мы должны быть гарантией для каждого, вне зависимости от того, что он совершил – гарантией, что его ожидает честный и справедливый суд. Здесь не будет произвола и беззакония. Это – суд, дамы и господа.