Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне. Роман-трилогия

Тут они спохватились и погнали меня спать.

А старую церковь с могилой я с тех пор называл про себя Капитанской.

Когда я кончил рассказывать, мы были уже совсем помирившиеся. Юрка сказал:

- Значит, завтра в десять, в парке у самолёта. Я прихвачу напильник.

- Ага! Приду! - кивнул я.

И ошибся. Назавтра меня ожидало совсем другое.

Только я вернулся с машинкой, как на меня упало новое несчастье. Тётка Вика поставила меня перед собой и долго смотрела суровыми и печальными глазами. В ушах у неё качались подвески из фальшивых марсианских кристаллов. Тётка Вика сказала:

- Были времена, когда провинившихся мальчишек воспитывали не так. Тратили гораздо меньше слов… Я пока не стану применять старые способы, но и разговоров с меня довольно. Сейчас ты отправишься в свою комнату и в течение трёх дней будешь размышлять о себе и своих поступках. А уж потом побеседуем… В эти дни из комнаты никуда!.. Кроме туалета.

Я посмотрел на бабушку. Она поджала губы и развела руками: допрыгался, мол. И я отправился на «отсидку». Оправдываться я не умел. Каяться и просить прощенья не умел тоже.

Утром я с горькими мыслями сидел на подоконнике. И с надеждой. Думал: Юрка с Янкой увидят, что я не пришёл, и прибегут ко мне сами. Может, хотя бы посочувствуют.

Они пришли, но только после обеда. Появились у меня под окном. Юрка сказал как ни в чём не бывало:

- Проспал, а теперь торчишь в окошечке, как красна девица?

- Дубина ты. Тётка не пускает. За машинку.

Юрка свистнул. Потом предложил:

- Сбеги.

Нет, на это я не решался. И дело не в том, что после будет ещё хуже. Просто… ну, не мог я. Всё-таки тётя Вика - она тётя Вика, она меня с младенчества воспитывала, я привык её слушаться. То есть я часто не слушался по мелочам, спорил, но нарушить вот такой приказ - это будто в себе что-то сломать.

Я покачал головой.

- Ты что, честное слово дал не удирать? - с пониманием спросил Янка.

- Не давал, но… - я пожал плечами.

- А мы уже от колеса и от крыла наточили порошка, - сказал Янка. - Вот… - Он достал из кармашка бумажный пакетик, развернул. Я увидел горсточку серебристой пыли.

«Конечно, - подумал я. - Они и без меня справятся. Юрка даже рад, что под ногами не путаюсь».

- Ну и молодцы, - мрачно сказал я.

Юрка беззаботно зевнул:

- Мы же не виноваты, что тебя посадили… А вечером пойдёшь? Надо якорь точить.

- Тётушка, наверно, не пустит…

- Попробуй как-нибудь. А то в церкви мы без тебя заплутаем.

- Разве нельзя подождать три дня?

Юрка объяснил:

- Мы там на разведке были. Смотрели, как пробраться. Дверь, конечно, заперта, но в одном окне решётка отогнута и стёкол нет. Это сегодня. А завтра вдруг заметят и починят? Надо использовать момент… В общем, если сможешь - в одиннадцать у церкви.

Они убежали.

А я прямо заметался.

Ну, не мог я так жить, не мог без Юрки!

Я позвал тётю Вику и скрутил в себе гордость. Стал упрашивать, чтобы отпустила. Она слушала внимательно, однако была непреклонна. Тогда я пошёл на жуткое унижение. Зажмурился, задержал дыхание и выдавил:

- Прости, пожалуйста. Я больше не буду.

Не помогло!

- Больше и не надо, - сухо сообщила тётя Вика. - Достаточно того, что ты натворил. Сиди. И обдумывай свою вину.

Я стиснул зубы и стал обдумывать.

Виноват я? Виноват. Стащил машинку без спросу.

Но почему без спросу? Потому что просить было бесполезно. Ах, это память о дедушке!

О дедушке, кроме машинки, памяти полно: и портрет, и книги, и дипломы на стене, и шкаф с письмами учеников. Целая комната памяти. Это во-первых! Во-вторых, дедушка был общий. Значит, и мой тоже. А почему же мне запрещается брать его вещи?

Этими мыслями я себя немного оправдал. Конечно, если бы я высказал их тёте Вике и бабушке, они сразу бы доказали, что я всё равно виноват. Но бабушка не заходила, а тётя Вика зашла на несколько секунд - молча поставила на стол мой ужин.

«Ладно! - подумал я. - Если так, ладно…»

Без пятнадцати одиннадцать я поднял в окне раму и прыгнул во двор. Скользнул к забору. Дуплекс в будке лениво застучал хвостом. Я вытащил его за ошейник, быстро обнял.

- Дуплекс, ты меня прости…

Потом я махнул через забор.

Я бежал и думал, что ребята уже у церкви и что они совсем не ждут меня. Ладно, а я вот он… А потом пускай хоть что будет!

На Зелёном спуске я услышал впереди себя частый топот. В свете окон мелькнула синяя майка и светлые волосы.

- Янка! Постой!

- Гелька!

Мы побежали рядом. Янка смеялся:

- А я играл, играл, потом смотрю - времени-то уже ой-ёй! Выскочил, даже смычок не положил…