Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне. Роман-трилогия

- А сигареты стоят бешеных денег! - возмущался Глеб.

Но сигаретами его снабжал Ерёма.

Ерёма вставил в свои потроха лампу из моего приёмника, и боли в затылке у него прекратились. Он долго благодарил меня и подарил литой пистолет (такой тяжёлый, что чуть не свалились штаны, когда я положил его в карман). Вагон Ерёме понравился, да и наша компания тоже. Он стал заходить в гости. Играл с Янкой в магнитные шашки, курил с Глебом на вагонной площадке, сидел вместе с нами, когда мы разговаривали о всяких своих делах или обсуждали таинственную Глебову историю.

Мы потрошили эту историю снова и снова. Глеб никогда не отказывался от таких разговоров. Но порой лицо его делалось грустным. Он снимал очки и рассеянно чесал ими в затылке.

Однажды Янка осторожно спросил его:

- Скучаешь?

- А… Да, - Глеб неловко заулыбался. - Там меня работа ждёт, а я здесь торчу, как курортник. Неизвестно, кто я и зачем… С другой стороны, хочется во всём разобраться до конца. Иначе я не журналист, а дырявый чайник… Вот хожу, смотрю, потом сижу, пишу. Пытаюсь выводы сделать. Хорошо, что машинка есть, спасибо Гельке… А с третьей стороны…

- Разве в логике есть такое понятие - «третья сторона»? - придирчиво спросил Ерёма.

- Есть… С третьей стороны, пора бы всё-таки домой, но куда и как? С четвёртой - что делать дальше-то? Там люди ждут, волнуются…

- Друзья? - спросил Янка.

- Ну… и друзья. И редактор…

Меня дёрнуло за язык:

- И невеста?

Глеб серьёзно сказал:

- Невесты пока нету.

- А ты влюблялся? - нахально спросил Юрка.

- Бывало, - засмеялся Глеб. - Но в основном неудачно.

- А зачем влюбляются? - спросил Ерёма.

- Ни за чем. Это бывает само собой, - сказал Глеб.

- Необъяснимое отклонение от логики. Чисто человеческое свойство, - скрипуче подвёл итог Ерёма и сморщил нос.

- А у тебя всегда всё объяснимое? - поддел Юрка. - Скажи, ты зачем статуи в парке громил?

- Это объяснимо. Я думал, они шпионы.

- Кто?! - хором спросили Юрка, Янка и я.

- Шпи-оны. Не все, а некоторые. Я не знал, какие. Бил все. Некоторые не бились.

- Да чьи шпионы-то?

- Я не знаю. Мне казалось.

- А потом не стало казаться? - хихикнул Юрка.

- Нет, потом тоже. Но я не стал. Гражданин милицейский начальник объяснил…

- Что объяснил? Что тебя по голове тазиком стукнули? - со смехом спросил Юрка.

- Он сказал: «Ерёма, если они шпионы, они люди. Нехорошие, но всё равно люди. А робот не имеет права делать вред людям. Никаким». Я не стал.

- Но ведь они не люди, а просто гипсовые куклы! - крикнул я.

- Разберёмся, - сказал Ерёма. Потом спросил немного другим голосом: - А чего ржёте?

Мы смутились. Разве Ерёма виноват, что не всё знает. Никто же ему не объяснял, что шпионов у нас не бывает.

Вообще-то Ерёма был очень умный. Математику и физику он знал, наверно, лучше наших учителей. И электронную технику. Он изучил эти науки в подвале библиотеки. Но историю он совсем не изучал. В живой природе тоже не разбирался. И писал безграмотно. Такими корявыми буквами, что порой и не разберёшь. Наверно, поэтому он очень интересовался машинкой и любил тыкать в клавиши твёрдым пластмассовым пальцем. Палец часто застревал между клавишами. Ерёма скрипучим шё- потом ругался.

Ерёма был недоволен своей системой. Он рассказывал, что делали его тяп-ляп, чтобы успеть к выставке. От случайного удара голова его перестроилась и поумнела, но конструкция-то лучше не стала. Один раз он долго ворчал, что на корпусе не сделали карманы. Тогда я подарил ему куртку, в которой принёс машинку. Ерёма целый вечер был как именинник.

Скоро Ерёма совсем переселился в «Курятник». Он притащил старый сундук и сказал:

- На свалке старухи совсем заели. Можно здесь устроиться?

Мы не поняли, что за старухи, но Ерёме были рады. Особенно Глеб. Он говорил:

- Хороший мужик, хотя и железный, умница. Оригинал. Откуда у вас такие берутся?

Мы объяснили, что не «такие», а «такой». Потому что Ерёма - единственный в своём роде. Автоматические дворники и контролёры в кино не в счёт. Они практически совершенно безмозглые.

Ерёма со своим сундуком устроился в дальнем углу «Курятника». За сундуком он, как за столом, читал или что-то царапал на бумаге. На сундуке спал: сядет на него, сложит калачом ноги в бутсе и валенке, привалится к стенке и выключится. Только внутри за жестяными дверцами тикает реле времени.

Сейчас Ерёма был не такой, как в недавней молодости. Песен не горланил, разговаривал сдержанно. Бывало, правда, что раздражался, но редко. Если уж очень сильно Юрка начинал донимать его ехидными вопросами.