Гораций Голд - И всё он перепутал

— Почему вы сидите без света? — спросила она.

— Ха? — воскликнул Стоун. — Он включен.

— Сестра, это я, доктор Ранкин. Принесите мне кусочек наждачной бумаги, несколько ватных тампонов, кубик льда и обед для мистера Стоуна.

— Есть что-нибудь, что ему вредно?

— Это я и хочу узнать. Поторопитесь, пожалуйста.

— И побольше одеял, — добавил Стоун, трясясь от холода.

— Одеяла, доктор? — удивленно спросила она.

— Штук семи хватит, — сказал тот. — Я думаю.

Потребовалось десять минут, чтобы в палату доставили все, что нужно. Стоун продолжал клянчить одеяла, даже когда его укрыли всеми семью. Его все еще бил озноб.

— Может, немного горячего кофе? — попросил он.

Доктор согласился, медсестра наполнила чашку, и по требованию Стоуна добавила ровно полторы ложки сахара. Едва больной отхлебнул кофе, как тут же фонтаном выплеснул его изо рта.

— Он ледяной! — взвизгнул он. — И кто же мешает в него соль?

— Соль? — медсестра старательно рассмотрела поднос. — Так темно здесь.

— Я позабочусь об этом, — поспешно сказал доктор Ранкин. — Спасибо.

Она осторожно добралась до двери и вышла.

— Попробуйте это, — сказал доктор, подав еще одну чашку.

— Совсем другое дело! — воскликнул Стон. — Черт бы побрал этих неумех. Таким нельзя позволять работать в больницах.

— А теперь, если вы не возражаете, — сказал доктор, — я бы хотел провести несколько тестов.

Стоун все еще был сердит за шутку, сыгранную над ним, но охотно выполнил все задания.

Закончив, доктор Ранкин откинулся на стуле. Пот лился по его лицу и за воротник, а выражение на лице стало таким ошеломленным, что Стоун порядком встревожился.

— Что случилось, доктор? — У меня… мне того…

— Нет, нет. Ничего страшного. Никакой опасности. По крайней мере, я надеюсь на это. Но я не могу быть полностью уверен.

— Вы не можете быть уверены, буду я жить или помру?

— Послушайте, — с мрачным видом доктор Ранкин подсел ближе. — Сейчас самый разгар дня, и все же вы ничего не видите, пока я не затемняю комнату. Кофе был горячим и сладким, а вам он показался холодным и соленым, но как только я добавил кубик льда и ложку соли, как он для вас обрел прекрасный вкус. Сегодня — небывало жаркий день, но вы мерзнете. Вы сказали мне, что наждачная бумага чувствуется гладкой, а затем ругались, что кто-то воткнул булавки в ватные тампоны, хотя их там, разумеется, не было. Я показывал вам предметы разного цвета, и вы видели фиолетовый вместо желтого, зеленый взамен красного, синий, где должен быть оранжевый и так далее. Теперь вы понимаете?

— Нет, — испуганно ответил Стоун. — Что случилось?

— Я могу только предполагать. Мне пришлось удалить осколок кости из вашего мозга. Очевидно, он перемкнул сенсорную систему.

— И что произошло?

— Каждое из ваших чувств было полностью изменено. Вы ощущаете холод вместо жары и жару вместо холода, вкусное вам кажется невкусным, а невкусное вкусным, грубое и гладкое так же поменялись местами, как и прочее. И вдобавок вы видите цвета наоборот.

Стоун подскочил.

— Душегуб! Жулик! Вы угробили меня!

Доктор бросился за успокоительным. Но вовремя передумал и схватил шприц с нервным стимулятором. Тот отлично сработал, хотя пришлось постараться, чтобы ввести его сопротивляющемуся пациенту. Стоун немедленно заснул.

Девять одеял укрывали Стоуна, под головой лежал мешок цемента вместо подушки, когда прибыл адвокат, Мэнни Лубин, чтобы услышать обвинения, которые его клиент хотел выдвинуть против доктора Ранкина. Доктор находился здесь же, чтобы защищать себя. Присутствовала и миссис Стоун, несмотря на возражения своего мужа.

— Она всегда поддерживает тех, кто против меня! — возмущенно крикнул тот.

— Буду честен с вами, мистер Лубин, — сказал доктор, после того, как Стоун умолк, сорвавшись на пронзительной ноте. — Я искал подобные случаи в медицинской практике, но этот станет первым в своем роде. Не считая того, — он быстро поправился, — что я еще никому не говорил об этом. Я надеюсь, что процесс полностью обратим. Время лечит, как известно.

— И что, по-вашему, я все это время буду делать? — бушевал Стоун. — Если мне придется носить пальто летом, а шорты зимой, люди подумают, что я псих. И они убедятся в этом, потому что мне придется держать магазин днем закрытым и открывать его ночью, потому что я могу видеть только в темноте. А что с тканями!? Я не могу даже определить их гладкость и вижу цвета наоборот! — он впился взглядом в доктора, затем повернулся к Лубину: — А как вам насчет сахара в суп и соленого кофе?