Марина Дяченко - Vita Nostra. Работа над ошибками [litres с оптимизированной обложкой]

– Вы никогда не выйдете из-под его власти. Можете звучать до бесконечности, как часы с ошалевшей кукушкой. Вы будете вечно воспроизводить его… то есть идею, которую он воплощает. В конце концов останетесь только вы и он, вне материи, формы, массы, плотности, температуры и прочих погремушек. И это будет ваш свободный выбор, – его размеренный голос наполнился сарказмом. – Ведь Пароль и свобода неразделимы… Счастливых каникул, Самохина.

Костя догнал в холле, подскочил, хотел обнять – но в последний момент отступил, спрятал руки за спину.

– Поздравляю…

– Спасибо, – сказала Сашка и несколько раз кашлянула, прочищая горло. – Прости, я вела себя с тобой по-свински.

– Да все понятно, – он топтался на месте, пытаясь сообразить, можно ли обнять ее по-дружески, или лучше не пробовать. – Скажи, а что…

Он оборвал себя. О таком не принято было спрашивать напрямую. Хотя, конечно, когда у Кости на первом курсе после проваленного зачета умерла бабушка – все сразу узнали.

– Ничего, – сказала Сашка и тут же поправилась: – Ничего страшного. У меня же нет…

Она чуть не сказала – «У меня же нет щенка», но, к счастью, успела прикусить язык. С ужасом подумала о себе: я что, настолько дрянь, что мне на ум приходят такие шутки?!

– У меня нет иллюзий насчет Фарита, – проговорила медленно. – Если я еще раз где-то проколюсь – он всыплет мне по полной программе.

– И с твоим… пилотом все нормально? – спросил Костя и торопливо добавил: – Я надеюсь.

– Меньше слушай, что болтает Лиза, – сказала Сашка и поспешила сменить тему: – А Физрук, что ли, разрешил уже со мной водиться?

– Плевать на его запреты, – Костя сжал зубы, поиграл желваками и добавил тоном ниже: – Разрешил. Разослал всем сообщения, что бойкот был временной дисциплинарной мерой…

– Скотина, – Сашку передернуло. – Влепил мне четверку.

– А тебе хотелось пять?! – Костя глянул со смесью удивления и священного страха. – Слушай, Самохина… А давай… отметим, – поймал ее взгляд и быстро поправился: – Я имею в виду, на курсе. С ребятами. Все переживали за тебя. Честно-честно.

– Извини, нет времени, – сказала Сашка. – Всем привет. Передай, что я оценила, благодарна, признательна… честно-честно.

Она впервые за целый семестр спустилась в эту часть здания – административный этаж в подвальном помещении, ниже столовой. Длинный коридор, ряд дверей – на Сашкиной памяти они были обиты коричневым дерматином, а теперь, обновленные, – черным. Табличек на дверях больше не было, Сашка в нерешительности остановилась: она бывала в кабинете у Стерха несколько раз… очень давно. В прежней жизни. Эта дверь или другая?

Она стукнула в дерматин – бесполезно, беззвучно. Осмелилась просунуть голову в приоткрытую створку. Внутри, в приемной, почти ничего не изменилось, только вместо печатной машинки перед секретаршей стоял ноутбук, а сама она не вязала, а пялилась в телефон.

– Простите, – сказала Сашка. – А Николай Валерьевич…

– Николай Валерьевич, – проговорила секретарша невозмутимо, будто того и дожидалась, – к вам Самохина с четвертого курса…

Открылась дверь в глубине приемной.

– Я на минуту, Николай Валерьевич, я не стану вас задерживать… Я только хотела предупредить, что с этого дня я не подчиняюсь учебным правилам. Пропускаю занятия. Уезжаю и возвращаюсь, когда вздумается. Не живу в общежитии… Не принимайте на свой счет, пожалуйста. Я вас очень ценю как педагога.

– Вы хотите доказать себе, что больше ничего не боитесь, – Стерх привычным движением сплел тонкие пальцы перед грудью. – Это восстание трехлетки, Саша. Когда ребенок впервые сознает себя отдельной от взрослых личностью. Мои слова обидны, но кто-то должен их вам сказать.

– Спасибо, что вы обо мне заботитесь, – проговорила Сашка так вежливо, что почти по-хамски.

– Какую оценку поставил вам Дмитрий Дмитриевич? – Стерх держался сейчас с преувеличенной кротостью, как будто перед ним сидела в самом деле трехлетка.

– Четверку, – Сашка ухмыльнулась. – Четверок по специальности у меня еще не было. Вот по правоведению на втором курсе – была…

– Пока вы верите в ваше всемогущество, – мягко и безнадежно заговорил Стерх, – вы в опасности. И все, кто рядом, в большой опасности. И я не знаю, как до вас достучаться, как объяснить… как спасти вас, в конце концов.

– Меня нельзя спасти, – Сашка весело оскалилась. – Я не котенок в луже. Я отказываюсь бояться. И у меня есть для этого основания.