Ромен Люказо - Лаций. Мир ноэмов [litres]

Нейтрино совсем невелики – куда меньше взмаха крылышек мухи с первородной планеты или дуновения гравитации, которое рождается из ленивого столкновения двух пылинок в космическом пространстве. Едва ли больше, чем случайная дрожь пустоты, вечной матрицы самых экзотических частиц. Бестелесные призраки, почти лишенные массы и способности взаимодействовать с обычной материей. Их почти-несуществование объясняет и их скорость, равную скорости света, а по некоторым сведениям – и превышающую ее. Порожденные страданием, в котором рождался мир, или вброшенные на дороги Вселенной путем насильственного соития мириад электронов и протонов внутри саморазрушающейся звезды, нейтрино всегда будут лишь гостями в этой вселенной, до самого ледяного распыления, которое обозначит конец всех вещей.

Так что прохождение потока нейтрино через Корабль, по сути, и не было событием. Корабль обретался здесь не для того, чтобы составлять некрологические записки о звездах, и не для того, чтобы изучать гранулометрию космического дна. На самом деле высшие функции Корабля давно отключились, и он долгие века дрейфовал в изгнании, в дальнем уголке спирального рукава – там, где, вдали от цивилизованного центра эпантропического [1] Эпантропический: от Epi antropô (др. – гр.) после человеческого: постчеловеческий. пространства, слабо мерцали редкие карликовые звезды. И все же Корабль оставался здесь, дожидаясь, пока что-нибудь произойдет, в бесконечном терпении своих машин, а главное – оснащенный почти неприличным количеством обнаруживающих устройств. Среди них – хитро измышленный механизм, сотворенный, чтобы создавать тончайшие непрямые сигналы при проходе нейтрино.

Механизм помещался в непроглядно темном трюме на глубине и представлял собой каплю жидкого углеводорода весом в несколько сотен миллионов тонн, прозрачнее самой чистой воды; шар, который поддерживался в воздухе за счет сочетания собственной инерции и микрогравитации посреди шахты, тоже расположенной в широком, тихом и темном отсеке.

Пересекая это пространство, нейтрино поляризовали каждый встреченный на пути атом, создав световой эквивалент короткой ударной волны. Эффект был очень скромным – может быть, как огонек, как бледное голубоватое свечение. Хрусталик глаза животного или человека его бы и вовсе не заметил.

Тем не менее этого хватило для фоточувствительных датчиков – тысяч глаз, усеявших металлическую стену, шпионов этого корпускулярного дворца.

Все вместе они встрепенулись и запищали, подавая рутинный сигнал тревоги. Этот сигнал в реальном времени поступил в программу, которая отслеживала датчики. Она с чрезвычайной осторожностью ознакомилась с фактами. Сама она была лишь скромным ночным сторожем, незначительной мыслью, простым ноэмом [2].

Его единственная роль состояла в том, чтобы выслеживать в потоках, пойманных обнаруживающими устройствами, искусственную структуру, коды, языки или любое другое проявление намерения или разума.

До сего момента этим умением было довольно просто пользоваться: слежение никогда не приводило к положительным результатам. Пока Корабль плыл между мирами, погруженный в сон без видений, рои ферми-частиц уже много раз проходили через его корпус, сделанный из никель-рениевого сплава. Такие потоки постоянно приплывали из космоса, в разнообразных формах – от обычных выбросов фотонов до субтильных и дрожащих импульсов гравитационных волн. Дальше этого не заходило. У Вселенной две главные черты: чаще всего она пустынна и в общем предсказуема. За два тысячелетия необходимости обратиться к высшей компьютерной инстанции так по-настоящему и не возникло, тем более что Корабль оставил строгие инструкции: сторожевым ноэмам следовало ограниченно вырабатывать шум и тепло, поддерживая внешнюю оболочку в состоянии, наиболее приближенном к ледяной среде космоса.