Дмитрий Липкинд - IT AS IS [сборник]

АС: — Ну, что вы, дорогой Валерий Михайлович! Как и любой подход, ООП требует некоторой сноровки. Я бы даже сказал, нужно иметь ООП-мышление.

ВМ: — Как же, милостивый сударь, неужели вы отвергаете весьма расхожее мнение о том, что любому вьюноше под силу овладеть всей мощью ООП-подхода?

АС: — Несомненно! Вернее и не скажешь, я именно отвергаю сию крамольную мысль и считаю распространение ООП-подхода среди подрастающего поколения даже не бесполезным, но преждевременным. Отроку сперва следует постичь суть подхода функционального, а уже затем обращать свой в взор к премудростям ООП. Под функциональным подходом, разумеется, я имею ввиду традиционный подход, хорошо зарекомендовавший себя в нашей деятельности. Вы же понимаете, о чём я, Валерий Михайлович?

ВМ: — Да, я отлично понимаю вас, Александр Сергеевич.

Валерий Михайлович с понимаем кивает головой.

Неожиданно входит Слава, хамоватый молодой человек с повадками проектного менеджера. Он одет в спортивный костюм с иголочки и кроссовки с логотипом Facebook.

Слава: — Эй, бездельники, что опять растрынделись? Давайте за работу, тут лестница ещё грязная!

Валерий Михайлович и Александр Сергеевич берут швабры и идут мыть лестницу.

Слава(обращаясь к зрителю): — Поймите меня правильно, господа. Не люблю я все эти досужие споры. Какая разница, в конце концов, использовать ли Обильное Омывание Полов, или по старинке протирать их тряпочкой. Это личное дело каждого. Главное, чтобы в офисе было чисто.

— «А разве голуби летают так высоко?» — увидел я в скайпе новое сообщение. Его написала мне Ира, наш специалист по тестированию. Я оторвал взгляд от монитора и обернулся. Её стол стоял рядом, и мы могли бы говорить вслух, но в маленькой комнате, где сидит пятнадцать человек, это считается дурным тоном. Здесь каждое произнесённое слово отвлекает от работы и не даёт коллегам сосредоточиться. А сосредоточенность — это главное качество для программиста. Поэтому вместо живого общения мы все молча стучим по клавишам. Замена устной речи на чаты и электронную почту не проходит бесследно. Последнее время я стал замечать, что мы почти перестали проявлять эмоции. Наши улыбки и огорчения сводятся к комбинациям клавиш shift и ноль, или девять.

Так и сейчас, Ира поймала мой взгляд и равнодушно указала глазами на окно, как бы говоря «посмотри, что там», а затем снова повернулась к экрану. Ни её губы, ни глаза не выражали никаких чувств. Я немного приподнялся в кресле, так, чтобы из-за компьютера и голов коллег был виден проём окна. Там, с другой стороны стекла, на карнизе сидел белый голубь.

Я встал и, чтобы получше его разглядеть, подошёл к окну. Честно говоря, я ждал, что голубь заметит меня и улетит, но он даже не тронулся с места, продолжая чистить белые, как рубашка менеджера среднего звена, перья. Клюв и лапки его были нежно-розовые, а чёрные глаза с жёлтой радужной оболочкой смотрели прямо на меня внимательно и спокойно.

Скорее всего, этот голубь заблудился, и, устав летать кругами в поисках родного питомника, сел на наш подоконник. Когда голубей выпускают в незнакомом месте, они, не видя своего дома, описывают небольшой круг. Если они снова не находят знакомых мест, то заходят на больший круг. И так далее, раз за разом увеличивая радиус траектории, пока хватает сил.

Было видно, что этот голубь привык жить среди людей. Единственное, что он видел от них — это корм, который давал ему хозяин. В него никогда не стреляли из рогаток и духовых ружей, никогда не кидали камнями. Ему не приходилось искать еду на помойках и спасаться от кошек. Возможно и сейчас ему казалось, что он находится в своей голубятне, и хозяин вот-вот принесёт ему и его сородичам корм.

Заметив, что я поднялся с места и что-то разглядываю в окне, мои коллеги начали по-одному вставать и заглядывать мне через плечо. Так мы всем кабинетом столпились напротив окна и разглядывали голубя на карнизе. А Миша, один из наших программистов, даже достал свой телефон и сделал несколько снимков. Скорее всего для того, чтобы запостить их в Твиттер или Инстаграм.

Надо сказать, что окна у нас не открываются, и поэтому не было никакой возможности согнать голубя с подоконника.

Вечерело, а голубь всё так же сидел на карнизе, смотрел на нас, чистил перья клювом и, должно быть, не понимал, что с одной стороны у него пропасть в двенадцать офисных этажей, а с другой — наши отёчные лица, так неумело изображающие заинтересованность в его судьбе. Необыкновенно красное заходящее солнце придавало его оперению нежно-розовый оттенок.