— Я не понимаю вас, мистер Деккер, — сказал хирург.
— А я думаю, понимаете! Ведь не можете же вы не видеть, насколько оно ужасное! Почему? Почему я вам должен все объяснять?
— Пожалуйста, успокойтесь, мистер Деккер. Кажется, вы не понимаете, что вы совершенно нормально выглядящий астронавт. Ведь вас же воспитывали быть астронавтом. Это ваше генетическое наследие. Космос не для всех. Только люди с экстраординарной структурой скелетов могут выдерживать ускорение и изменения силы тяжести. Первых астронавтов тщательно отбирали и тренировали. И теперь вы видите результаты пяти веков этого отбора. Сильные астронавты с крепкими костями — это вы, мистер Деккер, и ваши друзья — вы единственные, кто пригоден летать в космосе. Остальные, — такие слабаки, как я, — маленькие люди и обращаются к пластической хирургии, чтобы получить хоть какую-то компенсацию за свою неполноценность. Было время, когда мода диктовала, чтобы все соответствовали единому стандарту красоты. Если мы не могли быть сильными, то могли быть, по крайней мере, красивыми. Но в последнее время возникла новая мода индивидуализма, и теперь мы боремся за оригинальную форму своего тела. И все это лишь потому, что рост и сила недоступны нам и даны только вам.
— Знаю я все это, — упрямо сказал Рольф. — Но почему вы не можете...
— Почему я не могу изменить ваше естественное лицо и превратить его в похожее на наземника? Для этого нет никаких причин, это была бы простая операция. Но кого бы вы одурачили? Почему вы не можете быть благодарны за то, кто вы есть? Вы можете полететь на Марс, в то время как нам остается лишь глядеть на него на экранах. Если бы я дал вам новое лицо, от вас отвернулись бы обе стороны. Наземники по-прежнему считали бы вас астронавтом, и я уверен, что другие астронавты немедленно прекратили бы иметь с вами дела.
— Кто вы такой, чтобы судить об этом? — взревел Рольф. — От вас ждут не суждений, а операций. Ведь вы же даже можете вынимать людям глаза и вставлять вместо них алмазы!
— Дело не в этом, мистер Деккер, — сказал хирург, взволнованно сжимая и разжимая руки. — Вы должны понять, что вы — тот, кто вы есть. Ваша внешность — это социальная норма, и чтобы вас приняли в вашей социальной среде, вы должны продолжать быть похожими... ну, надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу: похожими на обезьяну?
Хуже этого слова хирург не сумел бы выбрать, даже если бы захотел.
— Обезьяна! Я — обезьяна? Я покажу вам, кто из нас обезьяна! — за— вопил Рольф, когда все накопленное в нем разочарование последних двух дней внезапно вырвалась на волю.
Он вскочил и опрокинул стол. Доктор Голдринг успел отпрыгнуть, когда тяжелый стол рухнул на пол. Испуганная медсестра вбежала в кабинет, мигом оценила ситуацию и выбежала вон.
— Дайте мне свои инструменты! Я сам переделаю себя!
Рольф отшвырнул Голдринга, сбросил со стены дорогую солидографию и пнул ее, затем ворвался в операционную, где начал опрокидывать столы и крушить стульями стеклянные полки.
— Я покажу вам! — ревел при этом он.
Открыв шкафчик с инструментами, он достал оттуда тонкий нож с острейшим лезвием, согнул его пополам и бросил на пол. В дикой ярости он крушил все, до чего мог дотянуться, бегая с одного конца помещения до другого и оставляя за собой одни лишь обломки, в то время как доктор Голдринг стоял у двери и звал на помощь.
Помощь вскоре прибыла. Отряд полицейских-наземников ворвался в операционную и набросился на Рольфа, когда он остановился, чтобы перевести дыхание. Все они были коротышками, но зато их было человек двадцать.
— Не стреляйте в него! — прокричал кто-то.
И они ринулись на него всей толпой.
Рольф схватил операционный стол и швырнул в них. Трое полицейских рухнули, но остальные продолжали наступать. Он расшвыривал их, точно насекомых, но все же они окружили его, навалились. Несколько секунд Рольф отбивался под грузом пятнадцати коротышек, молотя кулаками, пинаясь и вопя. На секунду он даже освободился, но двое вцепились ему в ноги, и он покатился на пол. Они немедленно навалились на него, и через какое-то время Рольф прекратил борьбу.
Следующее, что Рольф осознал, что он лежит растянувшись на полу своей комнаты в Астрограде, вдыхая пыль из изодранного, старого ковра. Он почувствовал, что весь покрыт порезами и ушибами, хотя и понял, что его уже перевязали.
Читать дальше