Александр Афанасьев - Спасти СССР. Часть 2 [СИ]

— Эдуард…

— Я не хочу сейчас искать виноватых. Виноваты в том, что происходит все понемногу, и если отвечать, то отвечать всем. Но здесь и сейчас надо принять решение — или ты готов придумывать себе и другим оправдания, мол, всегда так было, и никогда по другому и ничего не сделаешь с этим. Или вступить с этим со всем в бой и не отступать, пока этих, кто детей делает ворами и бандитами в землю не загнать, пока на улицах снова спокойно не станет. Центр вас поддержит, но только если вы будете наводить порядок. Нормальный, а не для галочки. Ну?

Я протянул руку, Шеварднадзе секунду поколебавшись, ее пожал

— Договорились, значит

— Мне одно покоя не дает, Михаил Сергеевич…

— Эти твои бригадмильцы. Получается… мы считай детей на передовую бросаем.

— Так они и так на передовой

— Да, но… есть же сущие бандиты. Отец судимый, брат, дядя судимый — как с таким справиться?

— Как? А как пионеры в тридцатые справлялись? В двадцатые, в тридцатые — там и кровь лилась. Как?

— Пора вспомнить, что галстук — он цвета крови. И если ты не готов пролить за него свою — зачем ты его тогда носишь?

По пути домой Шеварднадзе никак не мог прийти в себя. Он все больше убеждался в том, что говорил не с Горбачевым, а с другим человеком.

Горбачева он знал неплохо. Еще по комсомолу, потом — Грузия и Ставропольский край считай соседи, и друг у друга они были не раз. Михаила, ставропольского комсомольского вожака он знал — и человек, встретивший его в Кремле — им не был.

Манера говорить совсем другая. Он знал обычные приемы ораторов — тут совсем другие. Образ мыслей другой!

Откуда взялись очки с затемненными стеклами — как в свое время носил Андропов?

Нет… что-то не так, нет.

Шеварднадзе понимал и то, насколько опасны предложения нового генсека. Грузия не Россия, тут нет того что не было бы личным. Если у кого-то дети будут играть в воров, а у кого-то в милиционеров — доиграются до гражданской войны.

Просто так это выкручивание рук на дискотеке не пройдет. Кровью умоемся.

Нет… нет. Горбачев Миша такого предложить не мог — он никогда не был склонен к жестким решениям

Двойник?

Может и так, но это… никуда не годится. И где сам Миша…

Ему вдруг некстати — на самолете летит — вспомнились страшные события восемьдесят третьего, потрясшие всю Грузию.

Группа золотой молодежи — у одного отец режиссер, у другого профессор — решили покинуть страну. В их группе была единственная девушка Тинатин Петвиашвили. Они сыграли свадьбу с актером Кобахидзе, который снимался на тот момент в ставшем потом культовым "Покаянии", а на следующий день поехали в аэропорт и попытались захватить рейсовый самолет, чтобы улететь в Турцию. Захватить не удалось, началась кровавая бойня…

Четверо из выживших угонщиков были приговорены к смертной казни, единственная среди них женщина — получила четырнадцать лет. К смерти был приговорен и идейный вдохновитель группы — монах Теймураз Чихладзе*.

Шеварднадзе участвовал в этом самым прямым образом, он был в аэропорту, он готовил к штурму свою, грузинскую группу пока не прилетела Альфа. И он тогда впервые так явственно ощутил, как под ногами разверзается бездна…

Когда одного из угонщиков спросили — зачем вы пошли на угон самолета, ведь вы могли бы с вашими родителями получить турпутевки и остаться на Западе, он ответил — а кем бы мы там были? Просто невозвращенцами. Бразинскасы — угнали самолет, убили стюардессу и вон, какими знаменитостями стали. Мы хотели так же…

Бездна. В любой момент угрожающая стать кровавой. Именно тогда он понял, что эти мальчики — они только с виду грузины, люди его народа. На самом деле они представляют какой-то другой, не понятый и не понятный народ, говорящий по-грузински — но с которым у него, у его поколения очень мало общего.

Когда террористы прибыли в аэропорт — а прибыли они на такси — лидер террористов с усмешкой сказал насчет таксиста: ну всё. Жизненная миссия этого человека выполнена — он меня подвез…

Какое все-таки чудовищное самомнение, какой эгоизм.

Наркоман — он ведь тоже эгоист. Для него есть только он сам и его потребность. Наркоман украдет вещи из дома, предаст, все что хочешь сделает — только бы уколоться. Ему плевать на страдания и боль родных, перед потребностью уколоться — это ничто.