Роберт Силверберг - Революция на Альфе Ц [сборник]

Харл с трудом подавил смешок.

— И ты лучший выпускник земной Академии? Давай же, включай голову, парень. Использовать двигатель Хаксли, чтобы пролететь от Земли до Марса, это все равно что использовать водородную бомбу, чтобы убить кролика.

— Верно, Харл, — сказал Олкотт. — Но это не совсем точно. Трудно рассчитать точное расстояние при перемещении на менее чем несколько миллионов километров. Если бы вы попытались полететь от Земли до Марса при помощи ускорителя, то наиболее вероятно, что вы оказались бы где-нибудь возле Юпитера или вышли бы прямо внутри него, что разрушило бы всю планету. Поэтому ускоритель никогда не используется в Системе.

— Так вот почему мы останавливаемся на Плутоне перед межзвездным полетом, да?

— Вот именно. Плутон — последняя застава Системы, а за ним есть только пространство протяженностью в четыре световых года. Таким образом, все корабли останавливаются на Плутоне, где меняют двигатели: обычные снимают, двигатель Хаксли устанавливают. А на обратном пути мы снова остановимся там.

Ларри кивнул.

— А при полете с ускорителем пространство действительно выглядит иначе?

— Боюсь, что нет. И это неудивительно. Нельзя заметить разницу в том, где нет ничего. Пустота есть пустота — пустая, черная и холодная. Таков космос, Ларри, а космос везде одинаков.

— Понятно, — сказал Ларри, пристально глядя на усталое лицо старого космонавта. — Понятно.

Заключительный этап полета к Альфе Ц должен продлиться пятнадцать дней. Из этого времени примерно шесть дней требуется, чтобы отлететь подальше от Плутона, а семь понадобится, чтобы долететь от границы системы Альфа Ц к четвертой планете. За оставшиеся два дня «Сад» покроет с ускорителем расстояние в четыре световых года или двадцать пять миллионов километров. Корабль должен выйти из ускорения в пустоте в нескольких миллионах километрах от своего места назначения.

Ларри быстро научился ценить одиночество космонавтов. Космический корабль был миром сам в себе, крошечный металлический мирок, плывущий между звездами. Здесь не было никакой кондитерской на углу, никаких вечерних газет, никаких уличных игр в шарики.

Были лишь долгие часы, когда только и оставалось что пялиться на бархатную черноту пространства, а также учебные часы и часы работы. Вечером собирались вместе одни и те же люди. Космический корабль — маленький мир с пятью-десятью людьми, возможно, двадцатью-тридцатью. Но не больше. Не было, да и не могло быть никаких незнакомцев в этом маленьком тихом обособленном самостоятельном мирке.

А еще Ларри обнаружил, что космонавты, эти боги в красивой форме, тоже испытывают одиночество. Космос был не только за стенками корабля, он был внутри людей. Космос просачивался в их души и смешивался с кальцием в костях.

В космическом полете оставалось лишь ждать. Ларри обнаружил, что полет означает долгие интервалы времени, проведенные на корабле, и очень короткие — на другой планете, буквально несколько часов. На Марсе он пробыл один день и увидел этот сломанный, бесплодный, мертвый мир, а затем снова потянулось космическое ожидание. Потом был Плутон, странный мир замороженных равнин, и затем снова долгий-долгий полет.

Очень долгий полет. Большой полет. К соседней звезде!

Впереди лежала звездочка Альфа Ц. И Ларри смотрел в космическую ночь так пристально, словно надеялся увидеть планету, ждущую их впереди.

Было седьмое июля; после отлета с Плутона прошло шесть дней. Внезапно затрещали динамики, разбросанные по всему кораблю, коридоры и каюты заполнил командный голос.

— Подготовьтесь к ускорению. Через десять секунд мы включаем ускоритель.

Харл и Ларри поспешно пристегнулись к своим гамакам, не зная никакого другого способа готовиться к ускорению.

— Девять. Восемь. — Начал обратный отсчет голос. — Семь, шесть, пять.

«Пустота есть пустота. Пустая, черная и холодная», сказал Олкотт. Ларри подумал о том, что происходит с кораблем, когда включается ускоритель.

— Четыре, три…

Ларри глянул на Харла на другой стороне каюты. Они подмигнули друг другу. Ларри почувствовал, как в нем вскипает волнение, точно как в первый раз, когда он оторвался от Земли. Он снова летел в Неизвестное.

— Два, один…

Раздался гул, скрип, какое-то вращение, и Ларри показалось, что у него кружится голова. Это происходило минуту. Затем все стихло.

«Сад» включил ускоритель.

После первого шока от ощущения вращения оказалось, что в полете с ускорителем нет ничего необычного. На борту «Сада» жизнь продолжалась как всегда.