Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте [сборник litres]

— Кто задаст ей вопрос? — спросил я.

— Я задам, — ответил Гормон.

Крылья Авлуэлы затрепыхались под ее одеждой. Лицо ее побледнело, ноздри подрагивали. Закусив нижнюю губу, она привалилась к стене, в ужасе глядя на скрытую в черной дыре кисть. Снаружи на нас смотрели расплывчатые лица. Их губы шевелились, по всей видимости, выражая нетерпение по поводу нашего затянувшегося визита к Устам Истины, но мы ничего не слышали. Атмосфера вокруг нас была теплой и липкой, с затхлым запашком, похожим на тот, что исходит из колодца, пробитого в структуре Времени.

Гормон медленно произнес:

— Прошлой ночью ты позволила принцу Роума овладеть твоим телом. До этого ты дарила его Перерожденцу Гормону, хотя такие связи запрещены обычаем и законом. До этого ты была любовницей Воздухоплавателя, ныне покойного. Возможно, у тебя были и другие мужчины, но я ничего о них не знаю, и для целей моего вопроса они не важны. Скажи мне вот что, Авлуэла: кто из троих доставил тебе самое сильное физическое удовольствие, кто из троих пробудил в тебе самые глубокие эмоции и кого из троих ты бы выбрала в качестве супруга, будь у тебя такой выбор?

Я хотел было возразить, что Перерожденец задал ей три вопроса, а не один и потому получил несправедливое преимущество. Но не успел, потому что, просунув руку глубоко в Уста Истины, Авлуэла не колеблясь ответила:

— Принц Роума доставил моему телу больше удовольствия, чем я когда-либо знала прежде, но он холоден и жесток, и я презираю его. Мой мертвый Воздухоплаватель любил меня сильнее, чем любой человек до или после него, но он был слаб, и я бы не хотела его себе в супруги. Ты, Гормон, даже сейчас кажешься мне почти незнакомцем, и я чувствую, что не знаю ни твоего тела, ни твоей души, и все же, хотя пропасть между нами так велика, именно с тобой я бы провела отпущенные мне дни.

Сказав это, она вытянула руку из Уст Истины.

— Хорошо сказано! — похвалил Гормон, хотя точность ее слов ранила его ничуть не меньше, чем обрадовала. — Внезапно, когда того требуют обстоятельства, ты обрела красноречие. А теперь моя очередь рискнуть рукой.

И он шагнул к Устам.

— Ты задал первые два вопроса, — сказал я. — Хочешь закончить это дело и задать третий?

— Вряд ли, — сказал он и небрежно махнул свободной рукой. — Посоветуйтесь между собой и задайте совместный вопрос.

Мы с Авлуэла посовещались. С несвойственной ей прямотой она предложила вопрос, и поскольку я задал бы точно такой же, я согласился и попросил ее задать его.

— Когда мы стояли перед глобусом, Гормон, — сказала она, — я попросила тебя показать мне место, где ты родился, и ты сказал, что не можешь найти его на карте. Это показалось мне странным. Скажи честно: ты тот, за кого ты себя выдаешь, — Перерожденец, который бродит по свету?

— Нет, — ответил он.

В известном смысле он ответил на заданный Авлуэлой вопрос, но, разумеется, ответ был недостаточным, и он, не вынимая руки из Уст Истины, продолжил:

— Я не показал вам свое место рождения на земном шаре, ибо я родился не на нем, а на планете звезды, которую я не смею называть. Я не Перерожденец в вашем значении этого слова, хотя в известном смысле я именно таков, ибо мое тело замаскировано и в моем собственном мире я ношу другую плоть. Я прожил здесь десять лет.

— С какой целью ты прибыл на Землю? — спросил я.

— Я обязан ответить лишь на один вопрос, — сказал Гормон и улыбнулся. — Но я, так и быть, отвечу тебе: я послан на Землю в качестве военного наблюдателя, чтобы подготовить путь для вторжения, которого вы так долго ждали и в которое перестали верить. И оно произойдет в ближайшие несколько часов.

— Лжешь! — взревел я. — Лжешь!

Гормон рассмеялся. И вытащил из Уст Истины руку, целую и невредимую.

В полном замешательстве я выбежал со своей тележкой с приборами из этой блестящей сферы на улицу, внезапно холодную и темную. Ночь опустилась с присущей зиме быстротой. Был почти девятый час, а значит, почти нужное время для меня провести очередное Наблюдение.

Насмешка Гормона гремела в моем мозгу. Он все подстроил. Нарочно привел нас к Устам Истины, вырвал у меня признание утраченной веры и другое признание, от Авлуэлы; он жестоко сообщил информацию, которую не должен был раскрывать, зная, что произнесенные им слова пронзят меня до глубины души.

Были ли Уста Истины обманом? Мог ли Гормон солгать и не лишиться руки? С тех пор как я впервые приступил к своим Наблюдениям, я не вел их в иное время, кроме назначенных мне часов. Это было время рушащейся реальности. Я не мог дождаться девятого часа, чтобы приступить к моему делу. Устроившись на ветреной улице, я открыл тележку, подготовил приборы и, как ныряльщик, погрузился в Бдение. Мое расширенное сознание устремилось к звездам.