Виктор взглянул на капитана. Вместо заношенного халата на нем красовался комбинезон с нашивками, на правом плече сидел попугай, коляска с инвалидом исчезла. Виктор отступил к стене, а в кают-компанию уже стекался экипаж. Первым пришел Айрон. Аутисту Аарону, помешанному на гаджетах, был очень к лицу железный прикид. За ним появилась Анна, и по ее виду нельзя было сказать, что она только что проснулась. Она мельком глянула на Виктора, будто не узнала. У него заныло сердце, но сейчас было не время выяснять отношения. Затем в кают-компанию приковылял Хаэрпу. Глядя на него сейчас и вспоминая его истинное обличье, Виктор не смог не признать, что в данном случае режиссер этого жуткого спектакля попал в точку. Действительно, существо не от мира сего… Последним притопал По Тунь со своим кубиком. Виктор мог бы поспорить с его настоящим прозвищем: видал он болтунов и поболтливее. Толстяк подошел к Айрону и немедленно потребовал отвертку.
— Друзья, коллеги, — начал капитан торжественно. — Я собрал вас здесь для того…
Ему не дал договорить попугай. Он перелетел с плеча капитана на спинку стоящего впереди него кресла и заорал:
— Это я собрал вас здесь!
И тут морок спал: кают-компания снова стала больничным холлом, вместо иллюминатора с Ариадной на стене появилась репродукция «Лунная ночь на Днепре», а присутствующие обрели истинный облик. В новой мизансцене попугай превратился в Чужого в инвалидном кресле.
— Да, это я собрал вас, — повторил Чужой и обвел всех взглядом.
Теперь Анна заметила Виктора, ахнула и кинулась ему на шею.
— Витя, это ты… — говорила она всхлипывая. — Боже, что здесь было, что со всеми нами было…
Виктор обнимал ее вздрагивающие плечи и молчал. И тут снова заговорил Чужой:
— Да, вот она — истинная любовь! Можете убедиться. Я отнял у вас прежнюю память, но вот что значит женщина: она назвала вызвавшего ее симпатию подкидыша именем любимого! Каково, а?!
У капитана был такой вид, будто он с луны свалился. Он ошарашенно оглядел собравшихся и воскликнул:
— Что здесь, черт возьми, происходит?!
Чужой немедленно повернулся к нему и пояснил:
— Да, да, капитан, это я, ваш попугай. Вернее, ваш новый пациент. Вспомнили? Да и вы никакой не капитан. И руководите вы не орбитальной исследовательской станцией, а заштатной психушкой. Хотите, представлю вам ваших подопечных? Этот несчастный семит невеликого роста — Аарон, страдающий аутизмом и манией коллекционирования всевозможных полезных вещей.
Аарон никак не отреагировал на слова Чужого, будто и не слышал его. Он деловито обследовал свои карманы, пытаясь найти отвертку, которую минуту назад отдал Болтуну.
Чужой продолжил свою речь:
— Этот бедняга на костылях — Хрипун, как вы его окрестили и как зовут его все без исключения. Он зациклен на себе и своих книгах. И если бы он был чуточку внимательнее, то непременно заметил бы гораздо больше того, что творилось здесь на протяжении двух недель. Он действительно умеет заглядывать в недалекое будущее, но ему не хватило самой малости, потому что книжные истории ему дороже любых жизненных перипетий. А это, — Чужой показал пальцем на Виктора, — наш незваный гость из полиции. Сначала я не хотел видеть тут чужаков, но потом, прощупав его изнутри и узнав, что он жених нашей Анечки, включил и его в свой спектакль. Да, Виктор, это меня вы должны были, согласно вашей записке, найти. Не пришельца с Ариадны, а человека с фамилией Чужой. И не надо сильно корить себя: вы никогда не смогли бы решить этот ребус. Радуйтесь воссоединению с невестой. Наконец, капитан. Вы позволите мне так вас называть? Уж больно мне нравится. Другой персонал — поваров и уборщиц— я позволил себе переместить из этого барака…
— Прекратите паясничать, больной! — взорвался капитан, но Чужой развернулся к нему вместе с коляской и так посмотрел, что тот осекся и пошатнулся, едва не упав.
— Я не давал вам слова, капитан! — рявкнул Чужой. — Так что извольте помолчать и послушать автора. Или мне придется удалить вас в кому. — Он снова обратился к остальным пациентам: — Так вот, мои дорогие марионетки, спектакль окончен. Он мог бы продолжаться, но товарищу лейтенанту не терпелось спасти свою невесту, и я не смог устоять. Но ведь это лишь украсило спектакль, не так ли?
Все молча слушали, оставаясь безучастными. А вот толстяк Болтун преобразился: в его заплывших глазках читался ужас. Он держал кубик в одной руке, а отвертку в другой, но совсем забыл о них. По мере того как Чужой говорил, он вертел головой то влево, то вправо — отказывался верить в то, что слышал.
Читать дальше