Журнал «Искатель» - Искатель, 2019 № 06

Надо ли говорить, что все это происходило лишь в воображении зрителей, которые даже не двинулись со своих мест в этом зачарованном круге. Зато Чужой стал поистине всеобщим кумиром. Им восхищались, быть его другом каждый считал большой честью. Это была крупная победа Чужого, однако не все пошло гладко. Всем посвященным в его тайну он наказал не говорить никому из преподавателей о его фантастических способностях, что, разумеется, выполнено не было. От остатков юношеской наивности Чужому еще предстояло избавиться.

Преподаватели, наслушавшиеся всевозможного интернатского фольклора, недорого оценили новый миф, за исключением физрука (даже в интернате для детей с физическими отклонениями был таковой). Однажды на уроке физкультуры он предложил Чужому продемонстрировать что-нибудь из своих способностей и умений, но тот категорически отказался, дав понять, что это небылицы. Физрук был не дурак и отлично понял, что ему морочат голову вовсе не мифами, а как раз отказом продемонстрировать нечто, явно имеющее место в действительности. Раз за разом он дразнил Чужого, чтобы вывести его из себя, но тот держался стоически. Хотя физрук и не был дураком, но поиздеваться над своими обделенными судьбой подопечными любил и часто практиковал это на своих занятиях. Его излюбленным обращением к ним было: «Милые уродцы!» Для каждого воспитанника у него были клички: Дохлый Енот, Каракатица, Самоделкин-с-замыканием и так далее. Колясочников, которые у него, естественно, не занимались, он называл луноходами и гонщиками. А Чужого звал Головастиком.

Надо ли говорить, что физрука, мягко говоря, недолюбливали. Когда Чужому надоело регулярное и вовсе не шутейное подтрунивание физрука над ним и его одноклассниками, он решил его проучить. Улучив момент, когда они с физруком ненадолго оказались с глазу на глаз (а случилось это на верхней площадке спального корпуса), Чужой устроил спектакль. Верхняя площадка располагалась на высоте трех этажей, и на этом основывался его план. Физрук стал злить Чужого, упражняясь в остроумии, придумывал ему новые клички — словом, вел себя безобразно. Чужой выдержал паузу, сделал вид, что разозлился, а потом подменил реальность иллюзией. И на глазах ошарашенного физрука выпрыгнул в окно. Оставшись на самом деле рядом с ним незамеченным, он наблюдал, как физрук боязливо выглянул в окно, увидел внизу неподвижное тело и крадучись ретировался.

Когда на следующий день физрук лицом к лицу столкнулся со своей «жертвой», целой и невредимой, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он просто сделал вид, что ничего не произошло. Однако задирать Чужого перестал. А через неделю скоропостижно уволился.

Здоровье Чужого год от года ухудшалось. Уже к концу обучения по программе средней школы он пересел в инвалидную коляску и был помещен в пансионат для таких же, какой, одиноких и больных людей…

— Собственно, на этом моя биография заканчивается, — чуть помолчав, сказал Чужой. — Расскажу лишь еще об одном случае. Когда я уже пробыл в пансионате около пяти лет, к нам ночным сторожем устроился нелюдимый и замкнутый человек. В нем я узнал нашего интернатского физрука. Вот тогда-то начались мои настоящие мучения. Однажды ночью он зашел ко мне и принялся выведывать то, что не давало ему покоя все это время. Именно поэтому он пришел работать в пансионат. Сначала я хотел обмануть его, но он сразу предупредил, что в таком случае тут же сообщит о моих способностях «куда следует», и вместо более-менее спокойной жизни я проведу остаток лет под наблюдением военных и медицинских специалистов, увешанный датчиками и обвитый проводами.

Лицо Чужого исказилось, как от боли. Он поерзал в кресле, помассировал виски и продолжил:

— Простите, это весьма неприятные воспоминания, но я бы хотел избавиться от них, так что вам придется немного потерпеть… К тому же, как вы, вероятно, догадываетесь, мой мозг в данный момент занят не только беседой с вами.

Виктор нервно сглотнул: он представил, что сейчас происходит в медицинском отсеке, вернее в смотровой, но только крепче сжал кулаки на коленях. Чужой, как видно, был в курсе всех его переживаний. Он закончил массаж и устало улыбнулся:

— Да не переживайте, Виктор. Все будет неплохо, никто не пострадает, уверяю вас. Потерпите еще немного… Так вот. Перспектива, нарисованная экс-физруком, мне не понравилась, и я спросил, что ему, собственно, надо. Он потребовал, чтобы в каждую ночь его дежурства я создавал для него виртуальную реальность. Сторожка находилась довольно близко от моей комнаты — он все продумал, — и потому это было вполне осуществимо. Он предупредил, чтобы я не вздумал вилять и уклоняться, и сообщил, что заготовил письмо, где все подробно изложено для тех, кому будет интересно общение со мной… В общем, я согласился. Чего только этот мерзавец не заказывал! К тому времени я умел весьма неплохо подменять реальность, чем и пользовался в разумных пределах для своих надобностей в стенах пансионата. Персонал и пациенты ничего не замечали. Чтобы испытать галлюцинации, им совсем не обязательно было сидеть или лежать. Я научился ловко корректировать то, что они видели, чувствовали и слышали, что называется, прямо на ходу. Швов между реальностью и иллюзией никто не замечал, и это стало предметом моей гордости. Не смотрите на меня так, Виктор. Я ни над кем не издевался, ни к чему плохому никого не склонял. Например, когда у нас завелся повар-несун, я быстро отучил его воровать. Помог одной сестричке обратить на себя внимание доктора, к которому она неровно дышала. У них завязался роман, из которого, правда, ничего не вышло… В общем, все было мирно до тех пор, пока в пансионате не появился бывший физрук. Он лежал в своей сторожке, а я моделировал для него ту или иную галлюцинацию. Побывал он и суперагентом 007, и Бэтменом, и еще черт знает кем. Он даже приносил мне для ознакомления фильмы, где бы он, так сказать, желал оказаться. Потом он осмелел и стал заказывать сексуальные оргии.