Артур Дойль - Маракотова бездна [litres]

Как-то утром мы с Биллом совещались по этому поводу.

– Слушайте, хозяин, – сказал Билл, – там есть какая-то чертовщина, до которой этот парень ни за что не хочет нас допустить. А чем больше он юлит, тем больше меня подмывает залезть в этот черный театр и понюхать, что там собственно творится. На какой шут нам проводники, позвольте вас спросить! Мы и без них сумеем натянуть стеклянные колпаки и найти дорогу.

– Что же, я готов, – ответил я. – А с вашей стороны, сэр, препятствий не будет? – обратился я к вошедшему Маракоту. – Быть может, и вы примкнете к нам? Мы собираемся раскрыть тайну дворца из черного мрамора.

– А может быть – дворца черной магии, – поправил Маракот. – Кстати, вы слышали когда-нибудь о Владыке Черного Лица?

Мы признались, что не слышали.

Не помню, упоминал ли я раньше, что профессор был мировым авторитетом по религиям и первобытным верованиям. Даже верования легендарной Атлантиды были в его компетенции.

– Сведения об Атлантиде получены нами большей частью из Египта, – сказал он. – Жрецы храма в Саисе рассказали многое греческому мудрецу Солону, который является, в сущности, единственным источником, от которого получены все сведения, частично достоверные, но в большинстве своем легендарные. Манд рассказал мне легенду о Владыке Черного Лица. Я не могу с уверенностью сказать, что это и был хозяин черного дворца. Говорят, что было несколько Владык Черного Лица, но один-то во всяком случае был, и его дворец мы видели.

– А что это была за птица? – спросил Билл.

– Все источники описывают его, как сверхчеловека, знаете, типа греческих героев и полубогов. Он навлек несчастье на атлантов, и страна была уничтожена.

– Как Содом и Гоморра, – ввернул Билл.

– Вот именно. Наконец, настал такой момент, когда положение стало совершенно невыносимым. Терпение природы истощилось, и ей оставалось только разрушить все дотла и на голом месте создавать заново. Этот владыка занимался черной магией, добился сверхъестественной силы и употреблял ее во зло человечеству. Такова легенда о Владыке Черного Лица. Может быть, это объясняет, почему до сих пор его дворец внушает ужас несчастному народу; атланты дрожат при мысли, что мы осмелимся войти в это здание.

– А мне от этого еще больше хочется проникнуть туда! – воскликнул я.

– Мне тоже! – подхватил Билл.

– Должен признаться, что и я горю желанием исследовать дворец, – сказал профессор. – Не думаю, что наши милые хозяева будут в большой претензии, если мы предпримем эту экспедицию самостоятельно, раз они не могут преодолеть своих предубеждений.

Прошло немало времени, прежде чем представился удобный случай; наше маленькое общество было тесно сплочено, и для личной жизни почти не оставалось времени. Но однажды утром (с помощью нашего примитивного календаря я мог различать день и ночь) у атлантов проходило какое-то религиозное собрание, целиком поглотившее их внимание. Нам не хотелось терять такого удобного случая. Убедив двух привратников, работавших у насосов во входной камере, что нам разрешена прогулка, мы очутились одни на дне океана и направились к старому городу.

Трудно двигаться в плотной среде соленой воды на такой глубине, и даже небольшая прогулка очень утомляет, но все же через час мы стояли у входа в большое черное здание, которое так разожгло наше любопытство. Мы взошли по мраморным ступеням и прошли через высокие резные порталы Дворца Зла.

Он сохранился значительно лучше, чем другие здания древнего города: крепкие мраморные стены стояли, как прежде, но мебель и драпировки давно уже уничтожили время и вода.

Дворец был и сам по себе угрюм, а теперь в его мрачных углах и коридорах шевелились темные силуэты огромных полипов и странные бесформенные рыбы, подобные кошмарным видениям. Особенно врезались мне в память громадные пурпурные слизняки, кишащие повсюду, и большие черные плоские рыбы с длинными шевелящимися щупальцами, лежащие на полу словно ковры.

Мы шли по коридорам, украшенным богатыми орнаментами. Центр здания занимал роскошный зал, который во времена расцвета Атлантиды, вероятно, был одним из самых величественных покоев. В полумраке мы не могли рассмотреть ни потолка, ни высоты стен, но, обходя зал по кругу и освещая путь фонарями, видели его огромные размеры и великолепные украшения стен. Эти украшения состояли из статуй, фресок и орнаментов. Исполнение было безукоризненное, содержание – страшное, отталкивающее. Все это мог изобрести лишь извращенный мозг, полный утонченной жестокости и дьявольской злобы. Сквозь сумрак со всех сторон смотрели на нас кошмарные лица и чудовищные сцены. Если когда-нибудь дьявол воздвигал в свою честь храм, то именно в нем-то мы и очутились. И сам дьявол присутствовал здесь: в глубине зала, под балдахином из обесцвеченного металла (возможно, золота), на высоком красном мраморном троне восседало ужасное божество, воплощение зла, хищная, свирепая фигура, отлитая по той же примерно форме, что и Ваал, которого мы видели в храме атлантов, но бесконечно более жуткая и отвратительная.