Вскоре мы вошли в обширную комнату вроде гостиной, застланную тяжелыми коврами и обставленную золочеными креслами и низкими диванчиками, напоминавшими отдаленно ту мебель, что находят в гробницах египетских фараонов. Группа провожатых разошлась, и остался лишь глава отряда и два его спутника.
– Манд! – повторил он несколько раз, ударяя себя в грудь.
Потом он стал указывать по очереди на нас и повторять наши имена – Маракот, Хедлей и Сканлен, – пока не научился выговаривать их вполне правильно.
Затем он усадил нас и сделал знак одному из помощников, который вышел и скоро вернулся в сопровождении очень старого человека с седыми кудрями и длинной бородой, с забавной конической шапкой черного бархата на голове. Я забыл сказать, что все эти люди были одеты в цветные туники [12], достигавшие колен, и в высокие сандалии из рыбьей кожи, напоминавшей шагреневую.
Старик, очевидно, был кем-то вроде врача, потому что по очереди осмотрел нас, возлагая каждому руку на голову и закрывая глаза, точно составляя таким путем впечатление о физическом состоянии пациента. Очевидно, обследование ни в какой степени его не удовлетворило, потому что он недовольно покачал головой и сказал несколько сердитых слов Манду. Тот сейчас же снова отрядил одного из помощников, который принес поднос с кушаньями и кувшин вина и поставил перед нами. Мы были слишком измучены, чтобы спрашивать, что там такое, и сочли за лучшее немедленно приступить к еде.
После этого нас провели в другую комнату, где были приготовлены три постели, и я немедленно свалился на первую попавшуюся. Смутно помню, что подошел Билл Сканлен и присел на край моей постели.
– Слышите, Хедлей, – сказал он. – Этот глоток водки спас мне жизнь. Где мы, собственно, находимся?
– Знаю столько же, сколько и вы.
– Что же, – сказал он, отходя. – Здесь не так плохо. И винишко у них не вредное…
Больше я не слышал ничего, погрузившись в глубочайший сон.
* * *
Придя в себя, я сперва никак не мог себе представить, где я нахожусь.
События прошлого дня казались далеким кошмаром, и я никак не мог примириться с мыслью, что мне придется принимать их как факты. Я с удивлением оглядывал большую комнату – без окон, со стенами, выкрашенными в спокойные цвета, красноватую мебель, две других постели, с одной из которых доносился глубочайший храп, который я еще на «Стратфорде» привык слышать от Маракота. Все это было слишком странно для действительности и, лишь потрогав одеяло, сотканное из сухих волокон неизвестного мне морского растения, я убедился, что необычайный «сон» длится и по сию пору. Я все еще никак не мог освоиться с этой мыслью, когда раздался взрыв хохота, и Билл Сканлен соскочил с постели.
– Доброе утро, Хедлей! – воскликнул он.
– Вы сегодня в хорошем настроении, – ответил я несколько неприязненно. – Я не вижу особых причин для восторгов.
– Я тоже, как и вы, повесил было нос, когда проснулся, – ответил он, – потом мне пришла забавная штука в голову, и я расхохотался.
– А что за штука? Я бы тоже хотел посмеяться.
– Ладно, Хедлей! Я подумал, как чертовски забавно было бы нам всем вчера прицепиться к этому самому лоту. Вот смеху было бы, когда старик Хови выудил бы нас в добром здравии. «Что за рыбины в банках?» – подумал бы он. Вот штука была бы!
Наш дружный хохот разбудил доктора Маракота, который сел на постели с тем же выражением удивления на лице, что было и у меня за минуту до того. Я позабыл о своих заботах, слушая сперва его удивленные восклицания, потом выражение необузданной радости при виде столь обширного поля для новых исследований, потом горькие жалобы, что он не сможет поделиться своими замечательными наблюдениями с земными коллегами. Наконец, излив свои жалобы, доктор перешел к более злободневным темам.
– Сейчас девять часов, – сказал он, посмотрев на часы.
Мы сверили часы: девять. Только вот вопрос – дня или вечера?
– Надо нам завести календарь, – предложил Маракот. – Мы совершили спуск третьего октября. Сюда мы попали к вечеру того же дня. Вопрос: сколько времени мы проспали?
– Что касается меня, то не меньше месяца, – ответил Билл Сканлен. – Ни разу я еще не спал так крепко с тех пор, как Микки Скотт шмякнул меня в шестом раунде [13] Раунд – отдельная схватка в боксе.
, когда мы с ним боксировали на фабрике.
* * *
Мы вымылись и оделись. Все, что требовалось для этого, мы нашли без труда. Но дверь была заперта, и было очевидно, что мы находимся в плену. Несмотря на видимое отсутствие вентиляции, воздух был удивительно чист, и мы вскоре обнаружили, что он вливается в комнату через небольшие отверстия в стенах. Отопление было, очевидно, центральное; температура была приятная, комнатная.
Читать дальше