Эвре Рихтер-Фрих - Бессмертные карлики [litres]

Когда Ионас Фиэльд в этот вечер вошел в спальню, жена там усердно занималась укладкой его чемоданов и предметов, необходимых в тропиках. А в коридоре старый Иене старательно чистил и полировал его охотничье ружье и револьверы.

Оба они имели вид людей, занятых самым обыкновенным будничным делом. Фру Катарина тихонько напевала, а Иене насвистывал песенку норвежских моряков «На корабле “Океания”».

Моторное судно «Джордж Вашингтон» быстро рассекало волны Карибского моря.

Это было величественное зрелище.

Элегантный, огромный «Джордж Вашингтон» мог по справедливости быть назван украшением морей. Светло-серая окраска судна сверкала на фоне темной синевы неба и моря. Не было дыма, поднимавшегося из трубы, не было следов черной угольной копоти на чистой палубе. Мотор-дизель работал играючи, чисто и легко, словно исполинская швейная машина, без пыхтения и стонов, сотрясавших старые пароходы. То был вестник нового времени, бороздивший синее море, по которому некогда медленно продвигались старинные корабли конквистадоров, с высоко поднятой головой и жадно трепещущими ноздрями, стремящихся навстречу новизне и приключению.

На капитанском мостике «Джорджа Вашингтона» стояли два человека и пристально всматривались в чуть видную линию берега, выступавшую на южном горизонте. Оба были высокие и сильные жители севера, незаурядной наружности и темперамента. Оба, по-видимому, наслаждались без лишних слов обществом друг друга. То были люди вольного воздуха, больше всего любившие широкие горизонты и вечно беспокойные волны океанов.

Капитан Хольмсон сделал движение головой:

– Там находится маяк, – сказал он. – Течение отнесло нас немного в сторону.

Ионас Фиэльд кивнул. Он медленно вдыхал соленый воздух, ощущал запах земли, удивительный запах сухих трав, который в тропиках доносится издали, когда приближаешься к берегу. Каждый моряк безошибочно узнает его. Он является вернейшим признаком того, что морские волны неподалеку ударяются о лесистый берег.

– Вы хорошо знаете эту местность? – спросил капитан.

– Да, – ответил Фиэльд. – Несколько лет тому назад по этим волнам шло бразильское военное судно, направлявшееся к Панамскому каналу на торжество его открытия. На борту этого судна находился умирающий человек, который вследствие необычайного случая был подобран на песчаном берегу Гвианы. Это был я. Я возвращался с реки Амазонки. Туземцы преследовали меня, чтобы сожрать. Я ускользнул от их зубов, и мне удалось дотащиться до моря. То было суровое испытание. Впоследствии я провалялся довольно долго в госпитале в Колоне. Но я все же, как видите, справился с лихорадкой.

– Да, не всем так повезло, как вам, – задумчиво проговорил капитан. – В моей юности смерть в Колоне от лихорадки вошла в поговорку… Теперь времена стали другие. Тот, кто желает жить спокойно и долго, должен лишь отправиться в Панаму и скучать там до столетнего возраста. Немного западнее, рулевой…

Маяк у входа в канал теперь ясно вырисовывался, и длинный мол походил на резкую тонкую черту, пересекающую огромный бассейн гавани. Дома города Колон блестели, словно пятна белой меловой краски на темно-зеленых массивах возвышенностей. Дым нескольких тяжелых грузовых пароходов, стоящих в гавани, поднимался прямо вверх, меж тем как удары молотов в больших мастерских раздавались как далекие, глухие раскаты грома.

Пароходы приходили и уходили, то соединяясь в группы, то расходясь в стороны. Все вместе походило на гигантскую пищеварительную систему, хватающую тоннажи своими жадными челюстями и отправляющую их в желудок.

После полудня «Джордж Вашингтон» был поднят шлюзом у Габуна, пересек воды искусственного озера, образованного на ядовитом русле реки Шаргрес, и тонкую полоску речки Кулебра. И когда сумерки сгустились над шлюзом Педро-Мигуэля, судно начало спускаться к Тихому океану между высотами Дариен.

В то время, когда гордый красавец «Джордж Вашингтон» продвигался сквозь шлюзы, влекомый маленькими локомотивами Какерлака, полумесяц лил свой волшебный свет на это чудо современной строительной техники. Порой попадались навстречу старые, заржавленные землечерпальные машины времен Лессенса. Они имели вид громадных виселиц. Это были памятники величайшего из тех биржевых мошенничеств, какими до сих пор славится капиталистический мир. И также можно было назвать их могильными памятниками над желтой лихорадкой и малярией.