Исай Лукодьянов - Экипаж «Меконга»

Тем временем палец Валерика постепенно «отходил». Валерик все время пробовал его об стол. В последний раз палец вошел самым кончиком, подушечкой, — и вдруг Валерик почувствовал, что «прихватило». Вскрикнув, он выдернул палец, оставив в дереве лоскуток кожи. Он быстро сунул в рот окровавленный кончик пальца, и лицо его расплылось в радостной улыбке.

— Прошло! — заорал Валерик.

Разошлись в первом часу ночи. В галерее остались только Николай и Юра. Некоторое время они молча ходили взад и вперед, сунув руки в карманы и дымя сигаретами.

У двери сидел забытый, некормленый Рекс и тихонько скулил.

Юра остановился наконец, сунул окурок в переполненную пепельницу и сказал:

— Дай собаке что-нибудь поесть. Да и мне, пожалуй.

Николай принес из кухни хлеб, колбасу и банку баклажанной икры.

— Что теперь скажешь? — спросил Юра с полным ртом.

— Не знаю… Голова трещит. — Николай отрезал большой ломоть хлеба, выложил его кружками колбасы, откусил и снова заходил по галерее. — Когда я потрогал его палец, — сказал он, — то подумал: сон, бред, с ума схожу…

— Проницаемость, Колька! Мы открыли проницаемость. Знаешь, что будет теперь?

— Не знаю… Теперь — ничего не знаю.

— Бурение скважин!

— Не кричи, мать спит.

Юра снизил тон до заговорщического шепота:

— Колонна проницаемых труб сама пронзит землю до нефтяного пласта…

— А грунт внутри трубы? Как через него нефть пойдет?

— Неуязвимость от пуль! Полный переворот в военном деле!

— Романтика…

Некоторое время они молча ели. Потом Николай снял с вешалки плащ:

— Пойдем на улицу. Все равно спать не смогу. Долго бродили они в эту ночь по пустынным улицам, и сонный Рекс плелся за ними, не понимая, что стряслось с его хозяевами.

С моря дул свежий ветер, пахнущий солью и водорослями.

— Юрка, не будем заноситься. Не дети же мы… Нет, серьезно. Спокойнее надо… Узкая практическая задача — трубопровод. Больше ничего. Согласен?

Николай крепко потряс руку другу, круто повернулся и пошел домой.

Двор в Бондарном переулке отличался музыкальностью.

По вечерам из всех окон неслись звуки радиол и пианино, лилась протяжная восточная музыка.

Гражданка Тер-Авакян, известная под прозвищем Тараканши, жаловалась, что общий шум мешает ей слушать собственный приемник. Особенно допекал ее ближайший сосед, Вова: каждый вечер он проигрывал по нескольку раз любимую пластинку «Мишка, Мишка, где твоя улыбка».

Инженер Потапкин раньше не был замечен в музыкальных излишествах. Но теперь он восстановил против себя весь двор: несколько вечеров подряд из окон его галереи доносилась одна, и та же надоедливая; песенка, сопровождаемая лихим топотом и гитарными переборами:

А сотрудники одного академического института с удивлением заметили, что Бахтияр Халилович Багбанлы, известный как большой любитель восточной музыки, часто напевает себе под нос слова, даже отдаленно не напоминающие восточный стиль:

Тщательно составленное описание установки было послано в Академию наук вместе с подробным докладом и магнитофонными лентами. Молодым инженерам было велено до поры держать все в секрете и прекратить опасные эксперименты.

— Довольно кустарщины, — сказал Колтухов. — Вторгаться в строение вещества — это вам не на гитаре сыграть. Вот, помню, в двадцать седьмом году был со мной такой случай в городе Борисоглебске…

Рита вернулась из школы раньше обычного. Отперев дверь своим ключом, она вошла в переднюю, сняла пальто — и вдруг замерла, прислушиваясь. Из спальни доносились шорохи и скрип. Скрипела, несомненно, дверца платяного шкафа.

Анатолий Петрович никогда в такое время дома не бывал. Неужели забрался вор?

Рита на цыпочках подошла к двери в спальню. Затаила дыхание. Да, там явно орудует вор. Закрыть дверь на ключ и кинуться к телефону…

Знакомое покашливание за дверью. Рита влетела в спальню:

— Господи, как ты меня напугал!

Бенедиктов, в домашней коричневой куртке, стоял перед раскрытым шкафом и рылся в Ритиных полках — это она сразу заметила. Он не обернулся, услышав ее восклицание. Быстро захлопнул дверцу шкафа и, прихрамывая, отошел к окну.