Нил Гейман - Лучшие рассказы [litres]

Где-то снаружи трижды прокаркал ворон. В доме же странная музыка взвилась из склепа: для кого-то поминки уже начались.

Младший брат – снова, надеялся он, единственный и законный обладатель титула – взял колокольчик и позвонил, вызывая слугу. Звон еще не затих, а на пороге уже возник дворецкий Тумз.

– Убери тело, – сказал молодой человек. – Но отнесись к нему с почтением. Он умер во искупление своих грехов. Быть может, наших общих грехов.

Тумз ничего не сказал, лишь кивнул, дав понять, что все уразумел.

Молодой человек вышел из комнаты. Он пошел в Зеркальный зал, где все зеркала давно были убраны и на стенах остались большие пятна неправильной формы; полагая себя в одиночестве, молодой человек принялся размышлять вслух:

– Вот об этом я и говорил. Если бы нечто подобное случилось в моем рассказе – а такое случается постоянно, – я бы поневоле насмехался без жалости. – Он ударил кулаком в стену, где когда-то висело шестиугольное зеркало. – Что со мной такое? Откуда во мне эта порча?

Странные беспокойные твари что-то бессвязно бормотали в черных портьерах по углах, и за деревянной обшивкой стен, и в сумрачных дубовых балках под потолком, но не давали ответа. Впрочем, он и не ждал.

Он поднялся по парадной лестнице, прошел по темному коридору к себе в кабинет. Кто-то, подозревал он, рылся в его бумагах. И, подозревал он, сегодня ближе к полуночи, после Собрания, выяснится, кто это был.

Он сел за стол, вновь окунул перо в чернильницу и продолжил писать.

Снаружи, мучаясь голодом и недовольством, выли лорды-вампиры – они бросались на дверь в ненасытной ярости, но запоры были прочны, и Амелия надеялась, что они выдержат.

Что сказал ей лесоруб? Ныне, в час нужды, его слова всплыли в памяти как наяву, – будто он стоял рядом, его мужественное тело в нескольких дюймах от ее женственных изгибов, запах честного трудового пота обвевал ее, словно аромат пряных духов, и она слышала его слова, будто он шептал ей на ухо: «Я не всегда был простым лесорубом, барышня, – сказал он. – Когда-то у меня было другое имя и другая судьба, не имевшая ничего общего с рубкой деревьев. Однако знай… в секретере есть потайное отделение… по крайней мере, так говорил мой двоюродный дед, когда напивался не в меру…»

Секретер! Ну конечно!

Амелия бросилась к секретеру. Поначалу она не находила никаких потайных отделений. Она принялась выдвигать ящики и тогда обнаружила, что один намного короче остальных. Амелия просунула тонкую руку в пустоту, где раньше был ящик, нащупала кнопку и яростно на нее надавила. Что-то щелкнуло, и в ладонь Амелии упал туго свернутый свиток.

Он был перевязан черной лентой, посеревшей от пыли; дрожащими пальцами Амелия развязала узел и развернула пергамент. Она читала, с трудом разбирая старинный почерк, древние слова. Ее прекрасное лицо мертвенно побледнело, и даже ее фиалковые глаза затуманились ужасом.

Грохот и скрежет становились все громче. Амелия не сомневалась, что дверь долго не выдержит. Ни одна дверь не удержит их вечно. Они ворвутся сюда, и она станет им добычей. Если только… если только…

– Прекратите! – закричала она, и ее голос дрогнул. – Я отрекаюсь от вас, ото всех, и прежде всего – от тебя, Князь Мертвечины. Именем древнего договора между твоим народом и моим.

Шум прекратился. В наступившей тишине Амелия слышала ошеломление. А потом раздался надтреснутый голос:

– Договор?

И еще с дюжину голосов, по-прежнему жутких, зашептали нестройным хором:

– Договор, договор, – неземным шелестом.

– Да! – выкрикнула Амелия Эрншоу, и теперь ее голос был тверд. – Договор.

Ибо свиток, столько лет скрытый от мира, был страшным договором, заключенным в незапамятные времена между Владельцами Дома и обитателями склепа. В нем были исчислены и описаны все кошмарные ритуалы, соединившие два клана в веках, – обряды крови, и соли, и еще многого сверх того.

– Если ты прочла договор, – молвил глухой голос из-за двери, – ты знаешь, зачем мы пришли, дочь Хьюберта Эрншоу.

– Вы пришли за невестами, – просто сказала она.

– Да, за невестами! – прошелестело с той стороны. – За невестами, за невестами! – Шепот все нарастал, растекался призрачным эхом, и уже, казалось, весь дом содрогается в ритме этих слов, бьющихся пульсом тоски, и любви, и голода.

Амелия закусила губу.

– Хорошо. Невесты. Я приведу вам невест. У вас будут невесты, у всех.