Николай Васильев - Хроники тридцатилетней войны [СИ]

— Я все видел и не в претензии. Кардинал будет доволен.

Королева поплескала в темноте водой и юркнула под одеяло к любовнику.

— Как умно ты придумал предохраняться, милый, — сказала она. — Теперь ничто не будет омрачать наших свиданий!

— Если не считать моей эквилибристики и риска быть обнаруженным на пути от крыши дворца к Вашему окну…

— Это так романтично, милый! Я вся трепещу в ожидании момента, когда ты появишься на подоконнике…

— Вы, в самом деле, очень трепетны… Я боюсь придушить Вас подушкой, когда глушу Ваши стоны…

— Я ничего не могу с собой поделать, милый. Они рвутся из меня при каждой волне экстаза. А волны эти идут одна за другой… Как прекрасно быть влюбленной и отдаваться не по долгу, а по своему неистовому желанию! И эти чувства подарил мне ты, Кристиан!

— Я от гордости сейчас раздуюсь и вылечу в окно, мадам.

— Я привяжу тебя к кровати за ноги. Ибо твои руки должны продолжать творить волшебство, в котором я всю ночь пребываю…

— Только руки, мадам?

— Не только, лукавый сатир! Но пристало ли королеве называть другие прельстительные органы твоего тела?

Мари де Шеврез опять дожидалась Кристиана у выхода из мансарды.

— Я вас слышала! — обвиняюще сказала она. — Вы забыли приглушать Анну подушкой?

— Глушил, но не душить же совсем? Неужели было громко?

— Нет, но если очень прислушаться… Как бы я хотела оказаться на ее месте! — сказала вдруг верная подруга.

— Мари, я не гожусь в султаны, — признался Кристиан. — Когда я влюбляю в себя женщину, то сосредотачиваюсь на ней и тогда генерируемые мной чувства, сопрягаясь с ее чувствами, порождают резонанс, то есть резкое их усиление. Отвлечение на другую женщину даст короткий всплеск удовольствия и все. Хотя со временем, когда Анне станет не до любви (появится, например, долгожданный ребенок), а Ваш энтузиазм по отношению ко мне сохранится — все может быть…

В свободное от интимных приключений и сна время Кристиан полюбил ходить по галереям и залам Фонтенбло, щедро расписанным итальянскими художниками и украшенным грандиозными барельефами и статуями. Алекс вальяжно пояснял ему, кто же изображен на этих картинах:

— Вот Диана-охотница, моделью для которой стала мэтресса Анри 2-го Диана де Пуатье… А эта обнаженная дама, которую держит за сосок другая — мэтресса Анри-4-го Габриэль д. Эстре…

Вдруг тон профессора изменился и он подзавис. Затем пояснил:

— А это картина Леонардо да Винчи под названием «Мона Лиза». Я забыл, что она тоже была здесь, в Фонтенбло. В мое время ее оценили как самую дорогую картину мира. На деньги от ее продажи жители города в 25 тысяч человек могли бы прожить безбедно всю жизнь.

— Невероятно, — впился в картину Кристиан. — Чем же она отличается от других портретов?

— Видишь, она вроде бы улыбается, хотя смотрит серьезно? Эта улыбка и свела всех с ума…

Сколь веревочке не виться, а тайное всегда становится явным. Алекс не учел, что Ришелье уже захотел приволокнуться за королевой, подзабытой своим королем — но встретил такое пренебрежение, что сразу заподозрил наличие у Анны любовника. Его клевреты поднапряглись и выследили Кристиана влет. Кардиналу вовсе не хотелось подловить парочку на свидании (Анну ждал жуткий скандал, лучше было ее шантажировать), но упрятать ловкача в Бастилию он уже мог.

При аресте богемского посла, произведенного ночью, вышел все-таки казус: его охранники уложили нескольких полицейских и чуть не отбили самого посла — но лишь скрылись сами.

— Ну и черт с ними, — решил кардинал. — Побегают да где-нибудь и попадутся. Этого же субчика следует засунуть в башню, на самый верх и забыть на значительное время. На запросы же из Праги, да и возможный интерес короля отвечать, что посол пропал, а розыски ни к чему пока не привели.

Кристиан в башне сильно пригорюнился о своей судьбе, но Алекс сдаваться не хотел.

— Пока живу — надеюсь! Таким должен быть девиз мужчины. А чтобы надежду подпитать, давай-ка осмотрим окно и решетку. Та-ак, в окно ты пролезть вполне сможешь, если отогнуть или совсем убрать хотя бы два прута. Кстати, вставлены прутья достаточно давно и цемент уже крошится. Будем этому процессу помогать. Что у нас с собой есть?

— Ничего, — буркнул Кристиан. — Все железки отобрали при аресте.

— Точно? А пряжки на сапожках? Они, правда, бронзовые, но из бронзы делали когда-то все оружие. Оторвите одну, Кристиан. Теперь ковыряйте цемент возле крайнего прута…