Клиффорд Саймак - Принцип оборотня (сборник)

Он закрыл глаза, скрючил лапки и обернул тельце хвостиком…

Саттон сидел, прислонившись спиной к дереву, и вдруг неожиданно, сам не заметив, как это случилось, понял, что происходит!

…Он закрыл глаза, подобрал лапки, обернул пушистое тельце хвостиком и познал все страхи, всю безыскусную радость другой жизни… жизни, приютившейся в стоге сена, спрятавшейся там от острых когтей и твердых клювов, жизни, которая спала там, в пропахшей солнцем сухой траве…

Он это не просто почувствовал и не просто осознал, он на какое-то мгновение сам стал полевой мышью. Стал, оставаясь при этом Эшером Саттоном, сидящим у дуплистого вяза, глядящим на долину, к которой уже прикоснулась рука осени…

Нас было двое, вспоминал Саттон. Я и мышка. Нас было двое одновременно, каждый существовал самостоятельно. Мышь, настоящая мышь, не знала об этом. Ведь если бы она что-то поняла или догадалась о чем-то, я бы тоже об этом узнал, потому что я был настолько же мышью, насколько самим собой.

Он сидел не шевелясь, совершенно пораженный. Он испугался той дремлющей неизвестности, какую таило в себе его сознание.

Он привел сломанный звездолет из созвездия Лебедя, воскрес из мертвых, выкинул на костях две шестерки – а теперь еще и это!

У нормального человека одно тело и один разум, думал Саттон. И этого, Господь ведает, достаточно, чтобы достойно прожить жизнь. А у меня… у меня два тела, а может быть, и два разума, и, что касается второй половины моего «я» – тут ни наставников, ни учителей, ни врожденных знаний, ничего, что обычно сопровождает человека на пути знания. Я делаю только первые робкие шаги, я открываю в себе все новые и новые возможности. Одну за другой. И я не застрахован от ошибок, как ребенок, начинающий ходить. А как дети учатся говорить?! Сначала и слов-то не разберешь! Разве научишься уважать огонь, пока не обожжешься?

– Джонни! – позвал Саттон. – Джонни, поговори со мной!

– Да, Эш!

– Будут еще сюрпризы?

– Жди и смотри, – ответил Джонни. – Я не могу ничего сказать. Ты должен ждать и смотреть…

– Мы проверили Бриджпорт с двухтысячного года, – сокрушенно покачал головой робот-разведчик, – и абсолютно уверены, что там ничего исключительного не произошло. Это маленький городишко, в стороне, как говорится, от больших событий.

– Не обязательно ему быть большим, – возразила Ева Армор. – Он вполне может быть и маленьким. Это всего лишь крошечная зацепка, в контексте будущего – незначащее слово, оброненное Саттоном.

– Мисс, мы проверили все мелочи, – ответил робот. – Мы проверили все, что могло бы хоть намекнуть на пребывание Саттона в Бриджпорте в том или ином времени. Мы пользовались испытанными методами и прочесали все, абсолютно все. Но ничего не обнаружили.

– Он должен быть там! – упрямо повторила Ева. – С ним говорил робот из информационного центра. Саттон наводил справки о Бриджпорте. Следовательно, его что-то там интересовало?

– Но это вовсе не означает, что он туда отправился, – подчеркнул Геркаймер.

– Куда-то же он делся, – задумчиво проговорила Ева. – Куда?

– Мы отправили на поиски Саттона всех, кого можно было отправить, не вызывая подозрений ни в нашем, ни в будущем времени, – продолжал докладывать робот. – Наши агенты разве только друг на друга не падали. Мы отправляли их в прошлое под видом торговцев, точильщиков, безработных. Мы обследовали все дома на двадцать миль в округе, и, уверяю вас, если бы там хоть слушок прошел о чем-то из ряда вон выходящем, мы бы об этом узнали.

– Вы говорите, с двухтысячного года? – поинтересовался Геркаймер. – А почему не с тысяча девятьсот девяносто девятого или тысяча девятьсот пятидесятого?

– Нам нужно было установить какую-то временную границу.

– Семейство Саттонов когда-то проживало в этих местах, – сказала Ева. – Я надеюсь, вы уделили им должное внимание?

– Мы проверили всех без исключения – от членов семьи до наемных работников. Как только на ферме нужны были рабочие руки, один из наших людей нанимался туда на работу. А если там никто не требовался, нанимались на соседнюю ферму. Один из сотрудников даже вынужден был купить полоску леса в тех краях и десять лет рубил. Он бы рубил и дальше, но мы побоялись, как бы это не вызвало подозрений. Таким образом, мы просмотрели все с двухтысячного по три тысячи сто пятидесятый год, то есть до того момента, когда последний член семейства покинул эти места.

Ева горько вздохнула: