Сергей Аверин - Мечтатель [СИ]

…Море кипело. На дно океана уходил целый архипелаг, с тысячами жителей, высокой культурой, знанием магии, почти равным знаниям самих Хранителей. Эти знания их и погубили. Все нужно использовать в меру. Нельзя обращать совершенное оружие против полудиких, если сравнить с избранное расой, племен этрусков.

Они обратили. Война… Какое красивое слово! Оно пропахло кровью тех невинных, которые пришельцы из-за долгой воды косили, как комбайн желтую, созревшую пшеницу. Они были живым воплощением смерти. Они умело дергали рычаги, направляя машину туда, где колоски росли гуще, туда, где урожай обещал быть солиднее.

Они преуспели. Терпение Хранителей, хоть и превратилось за миллионы лет в нечто нерушимое, закончилось. Остров погибал.

Зря? Может быть. Две великих нации, способные дать достойное потомство, исчезли в пучинах истории. Остались дикие племена, только-только научившиеся обжигать глину и делать неуклюжие, со следами пальцев горшки и статуэтки.

Дикари — тоже люди. Они смогут не только достичь, но и во многом превзойти своих предшественников. Но у них никогда не будет дара управления миром. Если только так, случайность, рудимент, жалкая возможность использовать крупицы оставшейся в планете энергии. Доступа к кажущимся бесконечными резервуарам двух Хранителей они никогда не получат.

Лишь избранные, достойные смогут войти в ворота храма. У них будет дар и проклятие, отличающие их от всех прочих, дар и проклятие одновременно.

…Море кипело. С небес тугими струями лилась вода, разрезали черные тучи зигзаги коротких молний. Боги со светящимися глазами молча взирали на гибель неудавшегося этапа истории. У них впереди была вечность. Вечность — это достойное поле для экспериментов.

И — вспышка. Пламя, застилающее взор. Будто кто-то, баловства ради, приказывает компьютеру постоянно менять каналы телепередач, и перед глазами мелькают осколки разных фильмов. Темно-светло-темно-светло-темно…

Светло!

Свет рассеивается, проступают очертания предметов, уходит сжимающий душу страх. Страх уходит…

Холм. Вдали, в паре километров, лежит город. Достаточно крупный, но явно не столичный. Так, центр провинции, не больше.

На вершине холма горит костер. У костра трое. От двоих света может исходить больше, чем от неверных язычков пламени, но чтобы не выделяться лишний раз, они его притупляют, маскируют. Напротив этих двоих сидит самый обычный человек. Или нет. Не обычный. Он уникум. Его считают пророком. Он исцелял раны и оживлял мертвых, используя ресурсы планеты и даже не притрагиваясь к бесконечным хранилищам древних богов.

Он сам бог. Правда, еще не знает об этом. Единственное его устремление в земном пути — делать добро. Он живет ради людей. Он учит их и наставляет, но его понимают не все. Через сотню другую лет ситуация изменится, если его не забудут, не погребут в пучинах истории и не сделают красивой сказкой, как в действительности существовавшую Атлантиду.

Разговор идет уже не один час. Двое настаивают, третий отпирается. Судьбы мира не его проблема. Ему не нужно всемогущество.

Наконец спор решился. Хранители остались ни с чем.

И вдруг опять наваливается чувство страха. Оно рвет, метает, заставляет бежать, скрыться, оказаться в недоступных, невообразимых далях, но сон не отпускает, он цепко держит в своих объятиях.

Воздух раздвигается. Из тьмы небытия, из не имеющего ни времени, ни пространства выходит он. Выходит просто, как будто прогулка в закрытый мир его ежедневное занятие.

Хранители замирают. Они знают, что лишь один человек, или, вернее, нечеловек, может подобное. Тот, кто по справедливости считает себя высшей сущностью мироздания. Верховный учитель.

На его поясе болтается обычный клинок в потертых ножнах — Алагром, подарок первой из рас, присягнувших ему. Костюм прост, если не сказать беден, плащ в нескольких местах порван и небрежно зашит, а лицо скрыто непонятной дымкой. Кажется, вот он, руку протянешь и достанешь, но черты размываются, искажаются, меняются каждое мгновение.

— Привет вам, ученики на Гарада, — говорит Появившийся-Из-Ниоткуда.

И голос его полон таким ужасом, такими обещаниями всех и всяческих пыток земных, что я просыпаюсь.

Страх. Древний, всепожирающий. Сила воли с трудом с ним справляется и заталкивает на дно сознания. Он еще трепыхается, бьется, но холодный пот уже не проступает. Я облизываю губы, ощущая привкус крови.

Давненько подобного не было. Давненько.