Сергей Казменко - Сборник рассказов и повестей

Несколько минут он молчал, и все вокруг смотрели на него — на его нелепую фигуру, одетую в немыслимые лохмотья, на его руки и ноги, слишком длинные и тонкие, на его лицо, кроткое и доброе, покрытое глубокими, словно шрамы, морщинами, смотрели в его ласковые глаза, за которыми скрывался целый мир, им непонятный. Он был не таким, как все, но это никого не удивляло. Так было всегда, и казалось, что так всегда и будет. Они поразились бы, увидев на нем вместо лохмотьев, сделанных из неведомого материала, обычную для себя набедренную повязку или же накидку, которую надевают дождливыми холодными вечерами, как поразились бы, если бы вдруг исчезла его худоба или разгладились морщины. Он был не таким, как все, но так было всегда. Никто не знал, сколько ему лет, но самые древние старики помнили, что он приходил в деревню, когда они были еще детьми, и уже тогда выглядел таким же старым и морщинистым. Дети очень любили его и некоторые взрослые по привычке очень любили его. А остальные… Большинство взрослых не смогло бы найти слов, чтобы определить свое к нему отношение. Но вражды к нему не чувствовал никто. Он никому не причинил зла, и никто из них не хотел бы причинить зло ему. Нет, они его не боялись — но внутренне были убеждены, что обладает он немалым могуществом, и причинивший ему зло будет немедленно повержен в прах.

Он появлялся всегда неожиданно, через неравные промежутки времени. Иногда — всего через одно полнолуние, иногда — через несколько дождливых сезонов. Но дети деревни всегда ждали его. Стоило лишь наступить погожим дням, как они, порою даже не осознавая этого, каждое утро с надеждой смотрели на выныривающие из лесной чащи тропинки, ожидая праздника, который он приносил с собой. Никто не знал, где он бродит между посещениями деревни, но догадок высказывалось множество. Иные говорили, что он обращается в дерево Кха и стоит высоко в горах на границе между лесом и лугами, и в доказательство своей правоты приводили цвет его кожи — темной, с пыльным оттенком, так не похожей на красно-коричневую кожу жителей деревни и так напоминающей кору дерева Кха. Другие же, мыслящие более рационально, говорили, что ходит он запретными горными перевалами и навещает иные племена, живущие в немыслимой дали за много дней пути от долины. И большинство верило, что это действительно так, что бывает он и у людей племени Зака, которые носят разноцветные раковины в носу, и у людей Бау-Бау, с которыми иногда удается обмениваться у ручья, получая за кремневые ножи куски восхитительной красной ткани, и даже у племени Людоедов, Которые Живут За Горой, хотя последнее предположение и выглядело невероятным.

Но никто, конечно, не решался спросить его об этом, а сам он никогда не рассказывал. Он рассказывал только сказки. Он начинал говорить тихим голосом, но тишина на площади стояла такая, что было отчетливо слышно каждое слово. Тихим голосом он начинал рассказывать детям удивительные волшебные истории о дальних странах и чудесных превращениях, об удивительных событиях и удивительных людях, о добрых духах и злых демонах, истории, которые захватывали их души и заставляли забыть обо всем вокруг, которые никто из них не смог бы потом повторить и даже вспомнить от начала до конца, но которые поселяли в душах воспоминания о чем-то праздничном и возвышенном, воспоминания, которые сохранялись потом на всю жизнь. Никто, кроме него, не знал таких волшебных сказок и никто не умел рассказывать сказки так, как он. И дети узнавали из этих сказок обо всем на свете. И об огромных озерах, наполненных удивительной соленой водой, таких больших, что с одного берега нельзя увидеть другого. И о таинственной и манящей Белой Воде, что покрывает склоны самых высоких гор, не скатываясь вниз и не просачиваясь в почву. И о дальних путешествиях и удивительных приключениях. И о необычных животных и странных растениях. И не замечали они, как бежит время, как все длиннее становятся тени и все ниже опускается солнце…

Наконец, когда солнце скрывалось за Горой, и возвращались с охоты и с огородов взрослые, вождь племени выходил на площадь и звал сказочника к себе в хижину разделить с ним ужин. Сказочник садился напротив вождя и ел обычную скромную пищу, запивая ее обычным отваром из корней гаки, и никому не приходило в голову предложить ему что-то лучшее, приготовить в этот день праздничное пиршество, подать хмельного сока абаки или сушеных плодов такка. Так повелось исстари, так было и при отцах, и при дедах, и при прадедах. Он рассказывал им сказки и ел их простую пищу, и пил горьковатый отвар из корней гаки, и все это было в порядке вещей, и все знали, что так будет и при детях, и при внуках, и при правнуках.