Джек Уильямсон - Эра птиц

— Наш госпиталь. — В его охрипшем голосе появились иронические интонации. — Большинство наших пациентов уже спят в саду за домом.

Я прошел вслед за ним в маленькую аскетически обставленную и неуютную комнатку, где он жил. Надпись «Только для стерильных штаммов» по-прежнему красовалась на дверце холодильника. Микроволновая печь, консервный нож и кофеварка были аккуратно расставлены на выкрашенной в черный цвет специальной подставке. В комнате находилась еще узкая койка и единственный стул с жесткой спинкой. Он предложил мне стул.

— Хочешь выпить?

Прежний Эрик никогда не прикасался к крепким напиткам, потому что считал, что они убивают мозговые клетки. Теперь же он вынимал из холодильника большую бутылку воды и лабораторную колбу, от которой на километр разило неразбавленным спиртом. Я сделал маленький осторожный глоток. Он же налил себе порядочную порцию огненной жидкости и отправил внутрь одним глотком, лишь слегка разбавив водой. Сидя на койке, он пролистал доклад.

— Неглупая работа. — Он отбросил доклад в сторону. — Но уже поздно.

— Не мог бы ты воспроизвести его эксперименты? — наседал я. — Ле Мойен верил в то, что сможет разделаться с вирусами навсегда.

— Узнаю безумную мечту Хьюго. — Он замолчал на минуту и, нахмурившись, посмотрел на покоробившуюся от воды страницу. — Хотя данные в работе выглядят убедительно. Я думаю, мы вполне могли бы попытаться год назад или около того, но теперь… — Он предложил мне колбу и сделал еще один основательный глоток. — Теперь это не имеет смысла. Да и сотрудников не осталось.

— Не имеет смысла? — Я был шокирован. — А ты не думаешь, что вирус может вернуться?

— Он не вернется.

— Откуда такая уверенность? О нем ведь так мало было известно…

— Мне известно гораздо больше. — Он выглядел очень уверенным. — Возбудителем болезни служит мутантный миксовирус. Передаваемый по воздуху. Он инфицировал все население. Выжившие приобрели стойкий иммунитет. Цикл завершен. Когда не останется ни одного носителя, вирус неизбежно вымрет.

— Слабое утешение, — пробормотал я. — Миллионы погибших.

— Миллиарды, — уточнил он ровным голосом, будто речь шла просто о некоем численном значении. Я собрал данные со всего мира. Общая смертность составила примерно 92 процента. Это означает, что в живых осталось около полумиллиарда. Нормальная населенность для планеты.

— Нормальная? Что ты имеешь в виду?

— До сих пор мы имели дело с ужасающей перенаселенностью. — Он отставил стакан и мрачно уставился на меня. — Это глубоко поразило меня там, в Африке. Помнишь нашу тогдашнюю глупость? — Он как-то странно покосился на меня. — Мы чувствовали себя страшно благородными, что сумели спасти миллион голодающих. И закрывали глаза на три миллиона их несчастных детей, кому придется в будущем еще тяжелее?

Я отодвинулся от него вместе со стулом и сидел, качая головой не в силах поверить.

— Мы забыли, откуда вышли. — Он возвысил свой дребезжащий голос, словно читая лекцию нерадивому студенту. — Один из множества биологических видов, вовлеченных в природный баланс. Наша численность контролировалась хищниками, болезнями, ограниченным запасом пищи — пока мы не вмешались и не нарушили баланс своей санитарией и всеми теми благоглупостями, которые мы героически совершали в Африке.

Я сидел, уставившись на него, дрожа от озноба, вспоминая все, что Мэдден говорил мне о его неопубликованной книге.

— Помнишь цикл «хищник-жертва»? — заметив мой шок, он старался теперь говорить убедительнее. — Он действует таким образом, чтобы держать оба вида в природном равновесии. Койоты пожирают кроликов — и размножаются, пока число последних резко не сокращается. После того как большая часть койотов подыхает от голода, число кроликов становится прежним.

— Я слышал, как тебя называли вирусологом-волшебником. — Мой голос дрожал. — Не ты ли… — я не смог закончить вопроса, он проигнорировал его.

— Мы животные, — повторил он. — В доисторические времена нам приходилось считаться со своими ограничениями. Когда охота бывала неудачной или приходила засуха, мы знали, что некоторые из нас должны умереть. Проблемы начались, когда мы стали слишком умными. Или наоборот, не слишком умными. С огня, топора и плуга началось наше великое насилие над природой. Мы выжгли леса, распахали прерии и привели большинство видов к полному уничтожению. И продолжали бы в том же духе, не будь мы принуждены остановиться.