Андрэ Нортон - Суд на Янусе (перевод О.Колесникова)

В дверях стоял человек в форме Агентства. На его поясе покачивался станнер. Это был типичный надсмотрщик, загоняющий добычу на борт поджидающего транспорта.

– Иду.

Нейл осторожно поправил одеяло и встал. Он вышел твердым шагом, не оглядываясь, но у двери Мары остановился и постучал.

– Я пошел, – сказал он. – Ты присмотришь?

– Присмотрю. Я останусь с ней до конца и сделаю все, как ты хотел. Удачи тебе, сынок.

Но было ясно, что это пожелание неисполнимо.

Нейл в последний раз спустился по лестнице, стараясь ни о чем не думать или, по крайней мере, думать о том, что Милани ушла из Диппла другим путем, неизмеримо более приятным. Страж подобрал еще двух завербованных и отвел всех в секцию обработки порта.

Нейл покорно подчинился процедуре, которая должна была сделать из живого человека беспомощную часть груза, достаточно ценную, чтобы привести его неповрежденным и оживить. Он взял с собой в морозный сон только память о слабой улыбке, которую увидел на губах матери.

Долго ли длилось путешествие, в каком направлении и с какой целью, кроме доставки груза, Нейл так и не узнал, да, в сущности, и не интересовался. Этот самый Янус, конечно, был пограничным миром, иначе там не требовалась бы человеческая рабочая сила – вот и все, что он знал об этой планете. При посадке он не видел громадный темно-зеленый шар на экране пилота, с обширными континентами и узкими морями, землю, задавленную густой зеленью лесов, таких лесов, о каких более цивилизованные планеты давно забыли.

Космопорт, на котором приземлился грузовоз, был расположен в голой каменистой местности, в рубцах и ожогах пламени, хлещущего из садящихся и взлетающих кораблей. Из этого центра неправильными линиями шли расчистки, сделанные поселенцами.

В лесу были вырублены участки – голые пятна в темной зелени, зелени с сероватым оттенком, словно на широких листьях этих гигантских деревьев, буйной молодой поросли и кустарников осела серебристая пленка. Люди обрабатывали поля, сажали ровные ряды растений, на перекрестьях этих рядов были бревенчатые, выдолбленные, прорубленные или еще как-нибудь приспособленные жилища для людей, рубивших лес.

Это была война между человеком и деревом; тут выдергивали вьющееся растение, там атаковали куст или молодое деревце, стремящееся занять расчищенное с таким трудом пространство. Лес был упорным. И упорными были люди в этом лесу…

Люди, занятые этой борьбой, были угрюмы, молчаливы, тверды, как здешние деревья, несломимы, как закаленный космосом металл. Эта война началась сто лет назад, когда первые разведчики отметили Янус как пригодный для заселения человеком. Первая попытка завоевать планету для человека провалилась. Потом пришли все-таки заселившие ее инопланетники и остались. Но лес был все еще мало вырублен, очень мало.

Разрозненные участки поселенцев вытягивались в сторону порта и образовали город. Они ненавидели его, но терпели, потому что он был связующим звеном между ними и другими мирами. Это были суровые люди, объединенные строгой безрадостной верой, самоуверенностью и решимостью, люди, работающие от зари до зари, считавшие красоту и радость смертным грехом, принуждавшие себя, своих детей и рабов-рабочих к нудной работе, которой они поклонялись. Все так же оставалось и теперь, когда можно было покупать свежую рабочую силу для борьбы с лесом.

– Все они перед вами, мастер участка. Мне что, везти свой товар обратно?

Суперкарго покачивался, положив руки на бедра, и в глазах его светилось презрение. По сравнению с покупателем он был тонок, как проволока, и выглядел мальчишкой.

– И вы привезли такое барахло, чтобы они жгли лес и работали на полях? – сказал покупатель. Он тоже был полон презрения – как к космонавту, так и к его товару.

– Люди, которым есть за что платить, не вербуются в рабочие, как вам известно, мастер участка. Удивительно, что мы вообще кого-то привезли.

Поселенец резко отличался от жалкой компании, которая стояла перед ним. Большинство мужчин земного происхождения, как бы они ни были далеки от родной планеты и даже от своего племени, бреют волосы на лице, этот же неуклюжий гигант возвращался в первобытное состояние. Густая борода веером расстилалась по его бочкообразной груди и скрывала лицо, полностью пряча скулы. Густые волосы покрывали тыльную сторону широких рук. Все остальное на нем было серым: грубая одежда, сапоги из шкур, шапка, нахлобученная на копну волос. Он говорил на бейсике гортанно, с незнакомыми интонациями, ходил тяжело, будто давил невидимые помехи. Высокий, массивный, он и сам напоминал дерево, на которое он и весь его род обрушивали угрюмую ненависть. И люди, находившиеся перед ним, казались хилыми пигмеями.