— А я по-прежнему уверен, что ты просто пьян.
— Вы даже не представляете себе, что нашли.
— Ладно, Док, — сказал я, стараясь гладить его по шерстке, — скажи мне, что мы нашли.
— Библиотеку. Может быть, самую большую, самую полную библиотеку во всей Галактике. Какой-то народ потратил несказанное число лет, чтобы собрать знания в этой башне, а вы собираетесь забрать их, продать, рассеять. Если это случится, библиотека пропадет, и те обрывки, которые останутся, потеряют свое значение. Библиотека принадлежит не нам. И даже не человечеству. Такая библиотека может принадлежать только всем народам Галактики.
— Послушай, Док, — умолял я, — мы трудились многие годы — ты, я, все мы. Потом и кровью мы зарабатывали себе на жизнь, но нас преследовали неудачи. Сейчас появилась возможность сорвать большой куш. Подумай об этом, Док… у тебя будет столько денег, что их вовек не истратишь… их хватит на то, чтобы пьянствовать всю жизнь!
Док направил на меня ружье, и я подумал, что попал как кур во щи. Но у меня не дрогнул ни один мускул. Я стоял и делал вид, будто мне не страшно.
Наконец он опустил ружье.
— Мы варвары. В истории таких, как мы, было навалом. На Земле варвары задержали прогресс на тысячу лет, предав огню и рассеяв библиотеки и труды греков и римлян. Для них книги годились только на растопку и подтирку. Для вас этот большой склад знаний означает лишь возможность быстро зашибить деньгу. Вы возьмете ученое исследование жизненно важной проблемы и будете давать его напрокат в качестве годичного отпуска, который можно провести за шесть часов, вы…
— Избавь меня от лекции, Док, — устало сказал я. — Скажи, чего ты хочешь.
— Я хочу, чтобы мы вернулись и доложили о своей находке Галактическому Комитету. Это поможет загладить многое из того, что мы натворили.
— Ты что, монахов из нас хочешь сделать?
— Не монахов. Просто приличных людей.
— А если мы не захотим?
— Я захватил корабль, — сказал Док. — Запас воды и пищи у меня есть.
— А спать-то тебе надо будет?
— Я закрою люк. Попробуйте забраться сюда.
Наше дело было швах, и он знал это. Я испугался, но сильнее было чувство досады. Многие годы мы слушали его болтовню, но никто и никогда не принимал его всерьез. А теперь вдруг оказалось, что говорил-то он всерьез.
Я знал, что переубедить его невозможно. И на компромисс он не пойдет. Если говорить откровенно, никакого соглашения между нами быть не могло, потому что соглашение или компромисс заключаются между людьми добропорядочными, а какие мы добропорядочные? Даже по отношению друг к другу. Положение было безвыходное, но Док до этого еще не додумался. Он поймет это сразу, как только немного протрезвится и подумает.
Одно было ясно: в таком положении он продержится дольше нас.
— Позволь мне вернуться, — сказал я. — Я должен потолковать с ребятами.
Мне кажется, Док только сейчас сообразил, как он далеко зашел, впервые понял, что мы не можем доверять друг другу.
— Когда вернешься, — сказал он мне, — мы все обмозгуем. Я хотел бы иметь какие-нибудь гарантии.
— Конечно, Док, — сказал я.
— Я не шучу, капитан. Я говорю совершенно серьезно. Я дурака не валяю.
Я вернулся к башне, неподалеку от которой тесно сбилась команда, и объяснил, что происходит.
— Нам придется атаковать его, — решил Хэч. — Одного-двух он подстрелит, зато мы его схватим.
— Он просто закроет люк, — возразил я. — И заморит нас голодом. В крайнем случае он попытается улететь на корабле. Стоит только ему протрезвиться, и он, вероятно, сделает это.
— Он чокнутый, — сказал Блин.
— Конечно, чокнутый, — согласился я, — и от этого он опаснее вдвойне. Он вынашивал это дело уже давным-давно. Нагромоздил комплекс вины мили в три высотой. И что хуже всего, он зашел так далеко, что не может идти на попятный.
— У нас мало времени, — сказал Фрост. — Надо что-нибудь придумать. Мы умрем от жажды. Еще немного, и нам страшно захочется жрать.
Все начали препираться насчет того, как быть, а я сел на песок, прислонившись к машине, и попытался стать на место Дока.
Как врач, Док оказался неудачником. Иначе зачем ему было связываться с нами? Скорее всего он присоединился к нам, чтобы бросить кому-то вызов, или от отчаяния — наверно, было и то и другое. И кроме того, как всякий неудачник, он идеалист. Среди нас он белая ворона, но больше ему некуда податься. Многие годы это грызло его, и он стал страдать болезненным самомнением, а дальний космос — это самое подходящее место, чтобы накачаться самомнением.
Читать дальше