Игорь Дручин - Глухая орбита вечности

— Плохо? — спросил он с замиранием сердца. За день он как-то привык к мысли о браке, и теперь неопределенность испугала его больше, чем утреннее предупреждение Журавлева о возможности биологической несовместимости.

— Нет, скорее непонятно,— поскреб бороду Леонид Игнатьевич.— Ты помнишь, какая у тебя группа крови?

— Всегда была третья!

— А резус?

— Положительный.

— Зато теперь первая, резус отрицательный.

— Как же так? — Байдарин опустился в кресло.— Этого еще недоставало — отрицательный резус!

— Вот так,— снова потеребил в раздумье бороду биохимик.— Когда я последний раз делал анализы, все было на месте. Это до твоего пробуждения... Потом не проследил, зная твою неприязнь ко всяким процедурам. Черт!— хлопнул он кулаком по подлокотнику.— Никогда себе не прощу!

— Кто же мог знать...

— Кто-кто...— передразнил Журавлев.— Ты, допустим, не мог, а я обязан был сообразить... Ну, со мной это не повторится! Будь добр, три раза в сутки, при любом состоянии, снимать с меня все параметры. Понял? Положишь меня здесь, в гостиной. Сделаем еще одну секцию из пластика.

— Значит, уже скоро, Игнатьич? Может, завтра?

— Через неделю, торопыга,— охладил биохимик.— Надо все подготовить как следует и распорядиться в случае чего...

— А что, опыт может не удасться? — голос Байдарина предательски дрогнул. Перспектива лишиться последнего земного друга сжала сердце.

— Не волнуйся, я считал. Девяносто девять процентов с десятыми. Остальные десятые доберем после опыта. А почему ты не спрашиваешь о своей жене?

— Ах, да! Я, собственно, за этим и шел.

— Молодость, молодость! — посетовал Журавлев.— Группа первая, резус отрицательный. Все остальное тоже в норме.

— Да ну?

Леонид Игнатьевич рассмеялся горячности, с которой Байдарин воспринял известие.

— Ну иди, жена, наверное, заждалась.

— Не горюй, Игнатьич. Придет время — и тебя женим. А дети будут?

Журавлев развел руками.

— Я, Сереженька, не бог Саваоф, а всего лишь скромный труженик науки. Над этой проблемой бились на нашей станции и лучшие умы...

Байдарин ушел в свою комнату. Войдя на цыпочках, он услыхал странные звуки.

— Что случилось? — спросил он негромко, поняв, что это плачет Найи.

— Ты мой муж? — с обидой спросила девушка.

— Конечно, Найи.

— Ты не муж. Наше племя так не бывает.

Сергей улыбнулся.

— Ничего, Найи, все будет, как надо.

Огромный красный шар заходящего солнца сплюснулся у горизонта. Повеяло вечерней прохладой и сыростью. Байдарин поежился и пожалел, что не надел свою теплую куртку; все-таки разница между дневной и ночной температурами в эту пору, в преддверии лета, еще давала о себе знать. Поежился, но остался сидеть в своем любимом кресле из пня секвойи... Сегодня в последний раз до следующей весны появится мираж их космического корабля. Два месяца со дня последнего свидания были столь напряженными, что ему больше не пришлось взглянуть на знакомый силуэт.

Три дня назад начался опыт с Журавлевым. Перед вечером Байдарин ввел заключительную дозу синтезированного яда цинноберы. Ровно в двенадцать часов ночи он проведет третьи за эти сутки экспрессанализы. Если все пройдет благополучно, они получат недостающие данные и можно будет послать информацию на родную планету. А потом дождутся и спасательную экспедицию, даже если придется ждать не две, а три или четыре жизни. Если, конечно, все пройдет благополучно...

От солнца остался узкий краешек. Сейчас оно скроется, а через несколько минут в красном мареве заката возникнет титановый корпус корабля и можно будет рассмотреть, не сильно ли заросла к нему дорога...

Его плечи прикрыла куртка, и он почувствовал ласковые руки жены.

— Спасибо, Найи.

Она села рядом на сырую землю у его ног.

— Холодно, Найи, простудишься.

Женщина упрямо помотала головой.

— Нет, мне хорошо.

Видение на фоне вечернего неба было ярким и отчетливым. Буйный весенний рост деревьев закрыл лестницу к входному люку... Все-таки придется скоро ехать прочищать дорогу. Когда изображение корабля исчезло, Байдарин обнял жену и поднялся.

— Пойдем, Найи. У нас с тобой еще уйма дел. Если все пройдет благополучно и Леонид вернется к этой жизни...

— Сын Лео-Нид,— серьезно поправила Найи.

— Брат одной змеи,— улыбнулся Байдарин и подумал, что при всей наивности этого верования оно отражает исконную сущность общения цивилизаций, от которого выигрывают обе, ибо даже у самой слаборазвитой всегда найдется такое, что составит существенный вклад в общую сокровищницу знаний...