Борис Фрадкин - Настойка из тундровой серебрянки. Рассказы

- Спокойной ночи, дядя Костя.

- Будь здоров.

Я возвращаюсь к себе, к своей книге. Сажусь за стол. Читаю. И вдруг ловлю себя на том, что только вожу глазами по строчкам, но смысл исчезает куда-то.

Что бы это значило?

Я заново перечитываю страницу - и опять та же история: не понимаю, что читаю. В недоумении я гляжу прямо перед собой и… вспоминаю своё первое свидание с Катей. Как это случилось? Ах, да, мы встретились в художественной галерее. Взявшись за руки и страшно смущаясь, ходили от картины к картине.

В одном из залов я, воровато оглянувшись по сторонам, поцеловал Катю.

- Ай-яй, молодые люди, - услышали мы и отшатнулись друг от друга, - как не стыдно? В таком-то месте и под такой-то картиной!..

Я расхохотался - ну и конфуз тогда получился!..

И осёкся.

Дело в том, что я ещё ни одной девушке не назначал свидания. И тем более не знал никакой Кати. Больше того: в нашем городе не было художественной галереи.

Мой смех разбудил мать.

- Ты что, не собираешься сегодня ложиться? - спросила она из другой комнаты.

Я вздрогнул: голос Кати, которой я не знал! И лицо девушки… Почему оно мне так мучительно знакомо? Где я его видел? Вспомнил: в нашем семейном альбоме. Это же лицо моей матери в молодости, Екатерины Владимировны, Кати.

- Чепуха какая-то привиделась, - отозвался я. - Понимаешь, вообразил себя на свидании с девушкой. И будто пришли мы с ней не куда-нибудь, а в художественную галерею, и там, под картиной «Расстрел комиссара» я поцеловал её. А дежурная увидела, закричала: «Ай-яй, как не стыдно! В таком-то месте и под такой картиной!»…

Мать промолчала. Я услышал, как заскрипела её кровать, зашуршали шлёпанцы. И вот она в наброшенном на плечи халате стоит в дверях.

- Отец рассказывал тебе? - дрогнувшим голосом спросила она. - Боже мой, как давно это было. И, кажется, совсем недавно. Да, это было наше первое свидание. Да…

Отец умер два с половиной года назад. Рак поджелудочной железы. Он очень мучился. Врачи не смогли его спасти, а дяди Кости мы ещё не знали.

- Но он… он мне ничего не рассказывал! - возразил я.

Мать, видимо, не расслышала.

- Мы познакомились в Ярославле, - вздохнула она, - и нам очень нравилось встречаться в художественной галерее. Там под «Расстрелом комиссара» он и поцеловал меня впервые.

Я тупо смотрел на мать. Какое отношение имеют её свидания с отцом к тому, что наиграло мне моё воображение?

- Ложись, - в голосе матери и грусть, и ласка, - уже два часа. Проспишь завтра на работу. Ложись, сынок.

Я последовал её совету. Захлопнул книгу, разобрал постель. Но только выключил свет и присел на кровать (ещё и одеяла не успел откинуть), как в голове моей завертелись уже другие воспоминания.

…Воздушный шар уносил меня в небо. Меня и моего товарища-прапорщика. Нам не хватало воздуха. Соединив усилия, мы тщетно тянули за верёвку, пытаясь открыть клапан и выпустить часть газа.

Тогда я, сбросив шинель, начал карабкаться по выпуклой упругой оболочке. В ушах звенело, кровь стучала в висках и розовой пеленой застилала глаза, руки судорожно цеплялись за стропы. Я был близок к обмороку. Но понимал: если лишусь сознания - конец нам обоим.

Ценой неимоверных усилий мне удалось добраться до клапана и открыть его. Засвистел, вырываясь наружу, газ, шар начал проваливаться вниз, сквозь нагромождения облаков…

Загремел стул, который я толкнул от неожиданности.

- Ты что, Виталик?

Но я, упав на кровать, ещё никак не мог отдышаться, я жадно ловил воздух разинутым ртом. А в голове билась радостная мысль: живы!

- Виталик, ты слышишь?

- Всё в порядке, мама, - я не узнал своего голоса. А помолчав, спросил: - Отцу приходилось летать на воздушном шаре?

- Ну что ты, какие там шары! Он и на самолёте ни разу не подымался. А вот его отец, то есть твой де-душка, - тот другое дело. В молодости он служил в воздухоплавательном отряде. Однажды чуть не погиб… А почему ты об этом спрашиваешь?

- Да так просто.

- Ну, спи, сынок. Спи.

Стоило мне опустить голову на подушку, как в голове завертелся настоящий калейдоскоп воспоминаний.

…С шашкой наголо я мчался на коне, увлекая за собой отчаянных головорезов, одетых кто во что горазд: в бархатные камзолы, сермяжные поддёвки, плетёные кольчуги. Знойная степь. Пыль. Вдали уходят от нас янычары.

…С топором в руках я обхожу громадную ель. С какой стороны сподручней валить её наземь? Снег по пояс. Тут же моя светлолицая подруга. Вдруг она испуганно вскрикивает - из кустов, поднявшись на задние лапы, появляется разбуженный нами медведь. Я бросаюсь к нему, подняв над головою топор…