Яна Левская - Мгновение

– Вполне, – отозвался он наконец. – Иными словами, доказательств у вас не было. Но вы хотели восстановить справедливость, не так ли?

– Хотел.

– Поэтому и последовал взлом?

– Нет. Говорю же, Амина просто увлеклась…

– Это уже несущественно. Вы по-прежнему считаете, что Арджуна Крипалани убила корпорация?

Возникла пауза. Историк смотрел в искусственные глаза получеловека. Тот весь состоял из своего рентгеновского взгляда. Оглушительно тикали часы.

“Живым я отсюда не уйду”, – понял Рун, и эта мысль, как ни странно, придала ему храбрости.

– Да, – он вдруг охрип.

– Хотя никаких доказательств по-прежнему нет?

– Нет. Если не считать массу странных обстоятельств, связанных с его смертью.

Андроидоподобный несколько секунд о чём-то размышлял.

– Вам приходилось до взлома “Миллениума” заниматься промышленным шпионажем или экстремистской деятельностью?

– Какая разница? – Этингер нервно усмехнулся. – Разве ответ “нет” что-то изменит?

Он очень устал. Не только от допроса и сидения в статичной позе – вообще от всего. Похищение просто помогло Этингеру понять, что сил у него не осталось ни первых, ни последних. И что лучше бы всё это наконец закончилось.

– Отвечайте на вопрос.

– Не занимался. – Рун подумал немного и добавил: – Если, конечно, не называть экстремизмом попытки докопаться до исторической правды. Сдаётся мне, для ваших нанимателей это вполне аналогично экстремизму.

– Что вы имеете в виду? – шевельнул губами допросчик.

– Именно то, что я сказал, – сказал историк и опёрся на спинку стула. – Ни больше, ни меньше.

По неподвижному лицу андроидоподобного невозможно было прочесть ровным счётом ничего. Даже если бы треклятый недочеловек в этот момент мысленно выносил Руну смертный приговор, в лице его ничего бы не изменилось. Впрочем, историк так вымотался, что ему даже на это стало наплевать.

Этингеру всегда было интересно, что на самом деле произошло с людьми, которые по официальным данным пропали без вести. Теперь он апатично думал о том, что ему выпала исключительная возможность узнать об этом на собственном примере.

– Что вы знаете о человеке по имени Синклер? – спросил андроидоподобный после паузы.

– Что он якобы шпион. И что я – не он. И что Амина – тоже не он.

– Что ещё?

– Догадываюсь, что по его милости я здесь.

– А кто он, не догадываетесь?

– А хоть бы и вы, – пожал плечами Рун. – Понятия не имею. Много у вас ещё вопросов?

– Не очень. Кто ещё имел доступ к данным, которые добыла госпожа Канзи?

– Никто, насколько я знаю. Хотя она говорила что-то про записку с кусочком кода…

– Больше Синклер с вами никак не связывался?

– Я даже не уверен, что записка была от него. И что он вообще существует тоже не уверен… Слушайте, я не имею ни малейшего представления о том, что у вас там происходит за кулисами. Мне это не интересно. Во всяком случае теперь – точно.

Андроидоподобный тоже откинулся на спинку, но как-то механически, словно на шарнирах. Он всё ещё смотрел на Этингера, а тот гадал, дадут ему ещё раз повидаться с Аминой или нет. Почему-то именно теперь ему до смерти захотелось её присутствия. Хотя бы мельком. Хоть просто посмотреть на неё.

– Вы можете быть свободны, – отчеканил получеловек, и кандалы на руках и ногах ошеломлённого историка расстегнулись.

От неожиданности Рун чуть не упал со стула. Растирая онемевшие запястья, он поглядывал на похитителя и всё ждал, что тот засмеётся: подарить надежду на спасение и тут же отнять её – вот так шутка вышла бы! Но андроидоподобный смотрел в пустоту перед собой и молчал – точно его вдруг отключили от питания.

Мелкими шажками, на неслушающихся ногах историк пошёл к двери. На полпути его остановил по-прежнему плавный, идеальный голос допросчика:

– Рун.

Этингер, холодея, обернулся. Андроидоподобный всё ещё смотрел сквозь пространство, словно пытался постичь его основу.

– Вы подписали договор о неразглашении. Очень рекомендую его соблюдать. В противном случае мы встретимся снова.

Совершенно ничего не понимая, Рун снова повернулся к двери. Его отпускают?

Отпускают?!

Нажал на ручку. Потянул.

Часы, в последний раз щёлкнув секундной стрелкой, замолкли. За дверью вместо выхода белела сплошная стена.

– Так вы отсюда не выйдете, – протянул андроидоподобный голосом зажёванной плёнки. – Сейчас...

Пол скакнул вбок и ударил по плечу, став стеной. Открытая дверь оказалась у Руна под ногами, распахнутая, точно ворота ада. Стена за ней, мигнув, исчезла, потом исчез и сам проём, потом растворились в пустоте остальные части комнаты – и вот историк уже остался один на один с ницшеанской бездной, которая властно заглянула прямо в него безглазым всевидящим взором. Взгляд этот выжигал, проедал насквозь; пустая шкурка по имени Рун не могла уже чувствовать, но имела ещё понятие о времени – оно и прекратило страдания Этингера, величественно и вместе с тем бестолково схлопнувшись в точку.