Андрей Лазарчук - Целое лето

— Вот оно как… — протянул Степан Григорьевич. — То-то мне казалось, что всё неспроста. Благово этот… тот ещё жук. Вы хоть проверяли, он работает?

— Он работает, — сказал Глеб. — Степан Григорьевич! Смотрите, что получается. Опять всё как тогда, когда вы… ну, понимаете. Опять приходят балоги… теперь, может быть, уже совсем по-настоящему? Что нам делать? Да, на нас эта погань не действует… пока… но толку-то? Вот — мы предупреждены, мы даже вооружены против них…

— Но они уже знают о вас, — сказал Степан Григорьевич. — Эта ваша Алина — она сюда не сунется. Не решится. Но и вы её не выследите, чтобы вытащить паразита… Как вы проверили что прибор работает?

— На себе, — сказал Глеб. — Я его задержал… надолго. Очень много узнал.

— Кто это был?

— Угол три.

— Ого! Знатного сома ты обработал. Вот так, с первого раза, без подготовки? Нормально. Никогда бы не подумал, что такое возможно.

— Да он еле встал потом, — сказала Стася. — Бледный, как бумага, и вокруг глаз всё чёрное.

— Так встал ведь, — сказал Степан Григорьевич. — Знаешь, сколько не встали?

— А вот что, — спросила Стася, — вот так прямо на детях и проверяли?

Степан Григорьевич медленно молча кивнул.

— И как же это было?

— По-разному, — сказал он. — В основном — шли дети офицеров, которые работали на проекте. Потом — онкологические больные, со всякими пороками… разными. Потому что тут — как последний шанс. Многих так спасли… а многих наоборот. Как кому везло…

— Но как же можно…

— Вот так, — сказал Степан Григорьевич. — Как на войне. В партизанах, если читали, много детишек было, и многие головы сложили. Вон, целый памятник поставили… Тоже ведь — дети, а когда война — кто же сильно спрашивает… И тут война. Да ведь ещё какая. На простой-то шанс уцелеть есть, даже если проиграешь. А тут? Ни малейшего шанса, сожрут. То есть побеждать надо любой ценой. Вот её и платили, любую цену… Значит, ты Угла третьего расколол. А ведь он как раз из тех, кто многое мог бы порассказать, что они там нового задумали. Он тем, первым, десантом командовал…

— Да, я понял. А потом решил остаться. По-моему, струсил.

— Может, и так. Сказали, небось: за провал — в распылитель… Ты, кстати, его как — в прибор выплюнул или наружу?

— В прибор.

— Это хорошо. Рано ему ещё в распыл… А я так думаю, что остался он не просто так, а развернул тут серьёзную работу. Первый-то слой наши кэгэбэшники просекли, прикрыли, а что под ним — не сумели увидеть. Теперь уже поздно, конечно…

— Что нам делать, Степан Григорьевич?

— Я вам не командир. Какой из меня командир, от тени своей шарахаюсь… Делать нужно вот что: выяснять, кто из них в высоких чинах — и выбивать беспощадно. Точка-то сюда вряд ли покажется, хотя… а вот Линии всякие, Углы — из нужно бить. В голову. Я смотрю, вы с винтовками?

Аня со Стасей переглянулись. Трудно было опознать кофры винтовок в этих легкомысленных матерчатых свёртках…

— Я по запаху, — сказал Степан Григорьевич. — Ружейную смазку всегда учую…

Я уснул и тут же проснулся — от кошмара. Не буду пересказывать, потому что в пересказах мои кошмары никакими кошмарами не являются. Что-то нудно происходит, логичное или алогичное — и просто в какой-то момент я там, во сне, понимаю, что мы когда-то давно допустили мелкую ошибку, что-то не так поняли или не так написали, и вот теперь всем конец…

Сел на диване, закурил. Хоть я и пообещал Серафиме не курить в комнате, но удержаться не мог: руки дрожали. Да и кто что учует, при открытом окне-то…

Вошла Серафима. Она была в халате из тяжелого малинового шёлка — я привёз ей в прошлый раз.

— Что, плохо, Лёшенька? — спросила она. — Я же вижу…

— Давай ты с ребятами поедешь в Москву, — сказал я. — На недельку-другую. А?

— Вот я так почему-то и поняла, — сказала Сима. — Опять?

Я кивнул.

— Когда?

Я пожал плечами.

— А ты, значит…

Я опять кивнул.

— Сразу не мог сказать?

— Не мог. Да и не знал, если честно.

— А теперь знаешь?

— Да и теперь не знаю. Только… — я потёр рубец на бедре. — Ноет.

— Я бы поехала, — сказала Сима, — да ребятишек ни за что не стронуть. В августе-сентябре хотела их на море свозить, у Полины — ты её не знаешь — путёвки пропадали. Так нипочём. У одного важные клиенты, у второго школу пропускать нельзя. Ты что-нибудь понимаешь? Мы же такими не были…

— Ну, мы другими были, да. Но это же…

— Я не об этом. Как мне их сейчас забрать?

Я подумал. Действительно, получалось, что никак. Если только…