Андрей Лазарчук - Целое лето

— Открой задние, — сказал он Алине.

— Да, — сказала она. — Здесь красивая местность.

— Двери, говорю, открой! Вот! И берись за ноги…

— Зачем?

— Ну не скорую же с ментами сюда вызывать?! Ты что, не понимаешь, что ли?

— А, — сказала Алина равнодушно. — Ты про это…

Мужик был тяжёлый. За сотню. Он еле поместился на заднем. Садясь за руль, Чубака увидел, что руки у него по локоть в крови. Вытер тряпкой для протирания стекла. Сам, наверное, с головы до ног… Посмотрел на Алину. Алина тоже — с головы до ног. Сдувшиеся подушки — с кровавыми пятнами. И что будет на заднем…

Вот Ирка выбесится, подумал он даже с каким-то злорадством. Машина-то на штрафстоянке будет… или, может, постараться отмыть до её возвращения? Ладно, что-нибудь придумаем. Кто у нам там — дети ментов? А, Радько из десятого. И, и, и… уже нет. Всё.

Он аккуратно тронулся, объехал лежащего у обочины мёртвого волка, включил аварийную сигнализацию и стал разгонять машину, прислушиваясь к звукам — не отвалилось ли что-то ещё и нет ли какого-то скрежета?

До больницы было восемнадцать километров. Всего ничего, когда на колёсах. Но почему-то очень далеко, когда везёшь мужика, только что сбитого тобою на дороге…

— Как он? — спросил Чубака Алину.

Она перегнулась назад. Потом спросила:

— Что?

Сбитый мужик прохрипел невнятное.

Алина села прямо. Потом посмотрела на Чубаку.

— Э-э… — и Чубаке показалось, что она забыла, как его зовут. — Надо вернуться.

— Что?

— Правда. Очень надо.

— С ума сошла? Он же загнётся в машине! И что тогда?

Алина несколько секунд неподвижно смотрела на него, потом вдруг протянула руку и схватилась за руль. Чубака испугался, что она сейчас попытается начать рулить. Она чокнулась. От внезапного испуга он ударил её по руке сильнее, чем хотел — и перепугался ещё больше.

— Дура! — заорал он. — Разобьёмся же!

Алина поднесла к лицу окровавленную ладонь, посмотрела, повернула тыльной стороной… Сейчас начнётся, подумал Чубака. Ну, или кончится.

— Ты, наверное, всё-таки башкой приложилась, — торопливо заговорил он. — У тебя шок, просто шок. Ты дыши, дыши поглубже. И считай: раз, два…

— Три, — сказала Алина.

Чубака непроизвольно зажмурился, будто ожидал выстрела или взрыва. Но ничего не произошло.

Через пять минут на месте дорожно-транспортного происшествия остановился автобус. Он встал как раз над кровавым пятном, поэтому подъехавшие позже вооружённые люди в широких плащах ничего не заметили.

А через пять минут после того, как умчался автобус, перед мостом остановилась бортовая «газель». Из неё вышли два парня, оба в резиновых сапогах.

— Точно, волчара, — сказал один.

— Молодой, — сказал другой. — Ну да ладно, взяли…

Они легко забросили мёртвого волка в кузов, забрались в кабину и поехали обратно.

Примерно через час джип «Ниссан-патрол» вернулся, из него вышли те же люди в длинных плащах, долго молча ходили, светя фонарями, перекинулись парой слов, снова сели в машину и уехали в сторону города.

Сильно после полуночи в ту же сторону пронеслась ещё одна машина — серебристый «Додж — гранд-караван». Больше никакого движения по дороге не было до самого утра. Два раза туда-сюда пробежали ёжики.

— Аля, — глухо сказал Чубака. — Я тебя у детского садика высажу. Ты сразу домой беги, отмойся начисто и одежду всю выстирай. Холодной водой. Ну, ты лучше меня знаешь, наверное.

— Да, — сказала Алина. — Хорошо.

— Ты меня не видела, и я тебя не видел.

— Конечно.

— Я тебе из больницы позвоню.

— Обязательно.

— Ну, давай…

Он притормозил, Алина быстро выскочила из машины и устремилась в переулок между детским садиком и старым брандмауэром. Она не оглянулась. Чубака испытал лёгкую досаду, но притом и облегчение.

Может, всё? — с некоторой надеждой подумал он.

Дверь приёмного покоя больницы была открыта, но внутри Чубака не обнаружил ни души.

— Эй! — закричал он. — Есть кто живой?

Ответом было молчание.

Он твёрдым шагом пошёл по коридору, приоткрывая двери справа и слева. Пахло дезинфекцией, хлоркой, чем-то сладковатым. Наконец за дверью с надписью «Перевязочная чистая» он услышал голоса:

— …вот здесь, выше…

— …руки убрала!..

— …да я…

— …руки, говорю!..

Чубака распахнул дверь. На перевязочном столе лежала голая по пояс девушка. Одно плечо её, часть груди и подмышка были густо намазаны йодом. У стола стоял хирург Сергеев, отец семиклассника Сергеева, в халате с закатанными рукавами и в латексных перчатках. В руке он держал здоровенный шприц.