Рюрик Ивнев - Кричащие часы [Фантастика Серебряного века. Том I]

Однажды, в храмовый праздник, монахини при громадном стечении народа, представляли мистерию, в которой Земира в роли Марии Магдалины была так прекрасна, что все смотрели на нее, как на божественное явление.

Войдя после представления в свою келью, Земира вскрикнула от восторга и удивления — вся ее келья была убрана чудными розами, нежный опьяняющий аромат которых кружил голову, вызывая в душе сладостные неясные образы и воспоминания…

Не успела она задать себе вопрос, кто бы мог так порадовать ее, — как из глубины кельи к ней бросился человек с прекрасным мужественным лицом и гордой осанкой.

— Богиня! — воскликнул он, падая к ее ногам. — Чудное божественное видение!.. Позволь мне преклонить перед тобою колени, поцеловать край твоей одежды!.. Я не знаю, что влечет меня к тебе, не умею назвать таинственной власти, которой подчиняюсь, знаю лишь, что с первого взгляда на тебя там, в храме, понял, что души наши связаны долгими веками прежней жизни, что когда-то, в отдаленные времена, мы были близки, любили друг друга… Что с тех пор души наши, изнывая в разлуке, искали одна другую… Чудная… чудная… люблю, люблю тебя…

Вся бледная, дрожащая стояла Земира, закрыв лицо руками, жадно ловя каждое слово страстного признания…

В душе ее проносились неясные, будто навеянные сном радостные картины некогда испытанного счастья…

Отняв от лица руки, Земира опустила их на плечи возлюбленного и, склонясь к нему, прильнула к его устам горячими влажными устами…

В то же мгновение душераздирающий крик огласил келью, и Земира замертво упала в объятия обезумевшего возлюбленного… Прибежавшие на крик монахини нашли Земиру неподвижной, похолодевшей — на левой стороне ее груди, у самого сердца, в ее тело впился большой блестящий Ocypus olens.

Илл. С. Плошинского

Девять свитков древнеегипетского манускрипта, вывезенного в XVI веке из Мексики «конкистадорами» Кортеса.

Я, александриец Зенон, покрываю письменами эти длинные свитки пергамента, чтобы те белые люди, которым когда-либо придется ступить на берега Анахуака, узнали из них, что некогда, волею Господа нашего Иисуса Христа, один из поклонников Агнца уже посетил эту страну и заронил здесь первые зерна учение Спасителя мира.

Я не думаю о тленной и преходящей земной славе, ни о благодарности потомков прежних моих сограждан… Нет, суетные мысли чужды и непонятны мне, но теперь, за несколько дней до моей гибели, я вижу, что в жизни моей случилось много необычного и поучительного для других, ведущих мирное существование, но грезящих о дальних странствиях и чужеземных странах.

И вот для них, для успокоения их мятущихся и непокорных душ, записываю теперь все, что подымается из глубины моих воспоминаний: деяния, каким я был свидетелем, и те дела, которые дерзновенно совершались мною…

Я родился в Александрии, в царице городов, жемчужине Востока, где некогда правила прекраснейшая из женщин мира и, увы, несчастнейшая среди них, ибо все боготворили ее, но не было ни одного, кого бы полюбила Клеопатра. Мне много говорил о ней отец мой, верховный жрец храма божественной Гатор [9] … Гатор — также Хатхор, Хатор, Атор, в древнеегипетской мифологии богиня неба, любви, красоты, плодородия и веселья. , и по тому, как загорались при таких рассказах его бесстрастные глаза, я мог догадываться, что и он любил прекрасную царицу…

Но ее уже не было в живых, когда я увидел свет моего первого земного дня и, вероятно, в Александрии не было больше женщин, равных ей, потому что сердце мое никогда не билось сильнее при виде одной из них и никогда глаза мои не останавливались на одной какой-нибудь, любуясь всеми ими, как волнами рокочущего моря или рядами стройных пальм. Я был спокоен и одинок.

Отец любил меня и тщательно заботился о том, чтобы никто в священной стране Кеми не оказался выше меня по знанию высоких истин таинственных наук, которые известны были только служителям ложных богов, каким молились тогда мои сограждане, но, уповаю, не молятся уже теперь.

Я изучил законы движения небесных тел, умел предсказывать судьбу людей по течению светил, вызывал бесплотный дух живущих и тени тех, кто уже переселился в обитель смерти… Народ, несмотря на мою молодость, глубоко чтил меня, и потому, когда отец мой отошел в таинственную бездну вечности, то на его место был единодушно избран и посвящен жрецами я.