Рюрик Ивнев - Кричащие часы [Фантастика Серебряного века. Том I]

Груды гранита и мрамора, когда-то бывшие чем-то целым и прекрасным, уныло лежали, окружая что-то похожее на большой каменный ящик.

Палящие лучи достигшего зенита солнца, казалось, пробравшись вглубь ящика, разбудили в нем жизнь… Что-то зашуршало, зашевелилось в нем… Еще минута, и из ящика что-то поднялось…

Озираясь испуганными зелеными глазами, из него вышла женщина.

Клочки тончайшей ткани кое-где прикрывали ее стройное, гибкое тело… Перья дикого павлина и марабу украшали ее длинные черные волосы. Усыпанные изумрудами и рубинами запястья, звеня цепочками, сверкали на солнце… Грудь женщины быстро поднималась и опускалась. Ее бледные щеки по временам заливал яркий румянец…

Выбравшись из развалин, женщина пошла к видневшемуся невдалеке городу. Пораженная, испуганная, она шла, поминутно останавливаясь и озираясь… Она не узнавала окружавшей ее местности. Было еще очень рано, и дорога была пустынна. Неожиданно женщина остановилась… Дрожа всем телом, прислонилась она к дереву, чтобы не упасть… Расширенными от ужаса глазами смотрела она вдаль, где, быстро извиваясь между холмами, сверкая на солнце, ползла гигантская змея…

Вдруг пронзительный крик прорезал тихий утренний воздух, и в ту же минуту земля под ногами женщины заколебалась…

Какой-то грохот, будто отдаленные раскаты грома, все приближался… Опять страшный оглушительный крик, и чудовище, извергая дым и пламя, пронеслось мимо…

Упав на колени, женщина закрыла лицо руками…

Чьи-то голоса вывели ее из оцепенения. Отняв от лица руки, она увидала окружавшую ее толпу людей…

— Она голая, — говорил один.

— И ее волосы украшены перьями диких птиц, — добавил другой, — наверное, она дикарка.

— Вполне возможно, — подтвердил третий, — здесь только что прошел цирковой поезд, с которого она могла свалиться.

— Цирк, поезд , — шепотом повторяла женщина, — что бы могли означать эти слова?..

Окружавшая женщину толпа все увеличивалась, и говор ее был подобен рокоту моря.

Женщина встала с земли и хотела продолжать свой путь, но с ее тела упали последние обрывки истлевшей ткани, и она предстала перед толпой совершенно нагая, подобная изваянию гениального скульптора…

Крик восторга пронесся по толпе…

В эту минуту, продираясь сквозь толпу, к женщине пробирался пожилой человек в очках, с пробковым шлемом на голове и с ранцем за плечами. У его пояса висела лакированная, в виде пенала коробочка, а в руке он держал сачок на длинной палке.

Его быстрые живые глаза, не отрываясь, жадно смотрели на что-то сверкавшее на плече Земиры.

Одним прыжком очутился он возле нее.

— Это… это… Ocypus olens [7] …Ocypus olens — стафилин пахучий, он же быстроног вонючий, вид жуков из семейства стафилинид. При опасности выделяет из желез на кончике брюшка зловонную жидкость. , — шептал он, задыхаясь от волнения, — Ocypus olens , из-за которого я поехал в Египет, которого я искал долгие годы, без которого поклялся не возвращаться на родину… Слушай, дитя, — сказал он Земире, — ты бедна, у тебя нет даже платья, чтобы прикрыть свою наготу. Я дам тебе денег… много… столько, что ты на них сможешь купить целую груду нарядов, только отдай мне это!.. — и, протянув руку, он снял с плеча женщины большого блестящего жука…

Долгим странным взглядом посмотрела Земира на жука в руке иностранца… Она знала, что в этого жука перешла душа погубившего ее Эфедры, знала, что никакие силы не избавят ее от него, что он вернется к ней, хотя бы его держали за 7 замками…

Между тем, сияющий от радости иностранец, спрятав жука в лакированную коробку, достал из ранца и протянул Земире пригоршню золотых.

— Возьми, дитя, — сказал он, — и да принесет это золото радость твоему сердцу.

Земира взяла золото и, снова опустившись на землю, с любопытством рассматривала хорошенькие блестящие кружочки и с удовольствием прислушивалась к их чистому мелодичному звуку.

Неожиданно толпа, окружавшая Земиру, почтительно расступилась, и из нее вышла монахиня. Подойдя к Земире, она накинула на нее снятый с себя черный плащ.

— Пойдем, дочь моя, — сказала она, и, взяв Земиру за руку, вывела из толпы.

Монотонная монастырская жизнь, молчаливые монахини, тишина и покой благотворно действовали на Земиру, душа которой как бы еще не совсем очнулась от долгого небытия. Зато всякое проявление внемонастырской, новой, незнакомой ей жизни, такой сложной и загадочной, пугало и мучило ее.