Макс Мах - Небесный капитан

Лиза открыла кран, напуская горячую воду в просторную медную ванну, и присела на табурет, стоявший перед туалетным столиком с высоким зеркалом. Здесь, на столике, еще с утра, когда они с Рощиным вселились в номер, вместе с Лизиной косметикой и духами, остались пепельница, папиросы, коробок спичек и бутылка франкского коньяка. Горничная, убиравшая номер, заменила грязную пепельницу на чистую и унесла бокал, из которого Лиза пила коньяк. Но в остальном все оставила на своих местах.

«Папиросу, сударыня?» – хмуро взглянула Лиза в зеркало.

«Отчего бы и нет? – криво усмехнулась самой себе в ответ. – Ведь вы угостите даму спичкой?»

«Сочту за честь! – прищур истребителя, берущего чужую машину в прицел. – Глоток коньяка?»

«Не откажусь!»

Лиза сделала глоток коньяка прямо из бутылочного горлышка, пыхнула папиросой, посмотрела через зеркало на ванну, над которой поднимался пар, и стала стягивать чулки. Разговор с самой собой ей не понравился. Он отдавал безумием и вызывал неподдельное раздражение.

«Черт бы тебя побрал, Рощин!» – подумала она, сердясь то ли на полковника, то ли на саму себя.

– Черт бы тебя побрал! – сказала она вслух. Громко, с обидой и подступившим к горлу гневом.

В идеале сейчас должна была открыться дверь…

Дверь открывается, и, наплевав на все свои ужасные клятвы вкупе с ее, Лизы, детскими капризами, к ней в ванную входит Рощин…

Так должно было быть, но, к сожалению, она сама сделала все от нее зависящее, чтобы этого не случилось.

– Твою ж мать! – Лиза встала с табурета, сделала еще несколько быстрых и сильных глотков коньяка, отставила бутылку и шагнула к двери.

Решение было принято, и, не сомневаясь больше в том, что собирается предпринять, капитан Браге пошла в атаку. Шаг, и еще один. Она была уже на расстоянии вытянутой руки от дверной ручки, когда та повернулась сама собой. Дверь плавно открылась внутрь, – слава богу, не вмазав Лизе по зубам и носу, – и на пороге возник полковник Рощин.

– Мне показалось, вы меня звали…

Элегантный ход. Отличная прелюдия к началу куртуазных игр в «даму и кавалера». «Ах, сударь!» «Ну, что вы, сударь!» «Как можно, сударь?!» Но Лизе было сейчас не до глупостей. Она посмотрела на мужчину. Он все еще был во фрачных брюках с атласными лампасами, но со спущенными подтяжками, в белой майке и босиком.

– Вам не показалось, – сказала Лиза, одновременно ощущая облегчение от того, что ей не придется звать Рощина на самом деле, и жаркую волну желания, стремительно поднимающуюся из нижней части живота.

– Входите же! – поторопила она замешкавшегося на мгновение полковника.

– Да не стойте же как истукан! – бросила в раздражении, видя, что Рощин, ошалевший от такой резкой перемены в ее настроении, не знает, на что решиться. – Входите и делайте что-нибудь, а то я сама начну что-нибудь делать с вами!

Сказано сильно, и Рощин не мог не знать, что это не пустые угрозы. Сам был свидетелем тому, что Лиза способна на многое. Об остальном не трудно было догадаться. Впрочем, Рощин и сам, наверное, не случайно заявился к ней в ванную комнату на ночь глядя.

«Я его звала? Ну, можно сказать и так!» – признала Лиза, но это была мимолетная и совершенно неважная мысль, потому что Рощин внял голосу разума или зову природы – нужное подчеркнуть! – и шагнул к ней.

Он приблизился. Взял в ладони ее лицо. Медленно, нежно, но одновременно решительно и, пожалуй, даже властно, заставив Лизу разом забыть и о своем норове, и о привычке командовать. Взял, чуть запрокинул ее голову назад и, склонившись к лицу, поцеловал в губы. От прикосновения его губ Лизу словно жаром обдало. И теперь уже она не знала, как поступить, что делать, чем ответить на поцелуй. Но, как тут же выяснилось, ничего ей делать было уже не надо. Рощин от нее этого и не ожидал. Он все сделал сам и, начав действовать, уже ни на мгновение не останавливался, а тем более не упускал инициативу. Лизе оставалось лишь подчиняться, и это оказалось упоительно хорошо. Впервые с того момента, как она стала капитаном фон дер Браге, Лиза почувствовала себя стопроцентной женщиной, вся сила которой заключена в ее слабости.

Поцелуй длился вечность, но, кажется, Лиза не стала бы возражать от «продолжения банкета». Однако Рощин решил иначе, и Лиза вдруг увидела свое отражение в зеркале туалетного столика. Расширенные зрачки широко распахнутых глаз, пылающее лицо, полураскрытый в хриплом выдохе рот. Полковник же теперь недвусмысленно находился позади нее и, нежно целуя в основание шеи, мягко, но властно подталкивал ее к туалетному столику. В конце концов, двигаться дальше стало некуда, и Лиза оперлась ладонями о столешницу. В следующее мгновение ладони Рощина оставили в покое ее грудь – о чем она успела даже мимолетно пожалеть – и переместились на бедра. Слова здесь были не надобны, мысли, впрочем, тоже. Следуя безупречному инстинкту зрелой женщины, Лиза закрыла глаза, чуть наклонилась вперед и расставила ноги на ширину плеч…