Геннадий Прашкевич - Кафа (Закат Земли)

Ущемленец! Ущемленец! Инструкция-то нам что говорит?

А Инструкция говорит нам, что внутренняя дисгармония в соединении со слабым развитием нравственной жизни делает невозможным как индивидуальное усовершенствование, так и достижение высших целей жизни. «Рабы не мы». Жизнь подобных з/к Полгару субъектов с течением времени движется не вперед, как следовало бы ожидать по всем законам развития, а назад.

Это, само собой, приводит к разочарованию, к утрате радости в жизни, к моральному одряхлению. Потом распадается весь план жизни, и она сама превращается в нравственную случайность.

…мачты трирем — голые, короткие, отталкивающие.

А мир, он — как зеленое дерево, ствол которого расходится на четыре ветви, а каждая из четырех — еще на четыре, и еще на четыре, и так без конца. Мы все, говорил жрец Таху, необозримым количеством ветвей уходим в будущее, шумим там под всеми ветрами, а чудовищный мощный корень, он один-единственный, он прочно врос в прошлое, где когда-то вообще ничего не было, только бог Шамаш — еще босиком, но в галифе и в гимнастерке. Жрец Таху знал, что Хипподи часто ходит мимо Пирамиды духов, и даже спит иногда в кустах и в траве перед вентиляционными окошечками, надежно заросшими колючими кактусами и кустами, а сам Хипподи знал, что в одном месте можно осторожно сунуть руку под мышиный горошек, под колючие кактусы, и вытянуться так, что тело опасно нависнет над глубокой трещиной в камне; тогда пальцы, уйдя в тьму вентиляционного окошечка, коснутся листочков клейких и нежных. Там, во тьме Пирамиды духов, растут два огромных дерева, давно перепутавшиеся ветвями — дерево печали и дерево радости. Они растут в ужасной тьме, которая сохранилась с того времени, когда бог Шамаш впервые примерил гимнастерку и галифе на свое голое перепончаторукое тело и даже не задумывался о звездах. Правда, Хипподи не знал, можно ли веселиться в Пирамиде духов. Там, наверное, всегда чувствуется присутствие потерянных человеческих душ, ведь перед тем как продать раба, его на час вталкивали в Пирамиду.

Дерево печали. И дерево радости. Они растут в вечной тьме, им не надо света, они питаются тьмой, поэтому имеют однозначные свойства. Если пожевать листочек с дерева печали, даже просто лизнуть ладонь, на которой лежал листочек, солнце тускнеет, жара становится гуще, кровь пульсирует в висках, размывая очертания видимого, а сам человек горько плачет и долго не может прийти в себя. А если пожевать листок с дерева радости, даже просто лизнуть палец, прикасавшийся к листве, человек ликует и впадает в детство, все тащит в рот и умирает от противоречий. Хипподи не раз видел рыжего горбуша, жившего на берегу, напротив руин общественных бань. Ходили слухи, что этот горбун однажды полностью сжевал небольшой листок с дерева радости: скоро он сильно помолодел — стал огненным, румяным, ни одна морщинка не пересекала молодой низкий лоб. Все равно чувствовалось, что он скоро умрет.

Мир неустойчив.

Дымят и рушатся горы.

С моря приходит большая волна.

Жидкий огненный камень течет по склонам.

В общем-то Хипподи понимал, почему бог Шамаш, Хранитель бездны, всегда так сосредоточен. Хорошее настроение удержать трудно. Плохое настроение тоже никогда не бывает ровным. В бликах, в морских ломающихся отблесках очертания даже очень крупных предметов расплываются, а Шамаш должен видеть всё в деталях. Среди многого он видит меня, думал Хипподи с удовлетворением. Он видит, что я лежу под колючим кактусом в зарослях нежного мышиного горошка и собираюсь прямо сейчас запустить руку в черное вентиляционное отверстие Пирамиды — по самый локоть. Злые духи сильно теряются, когда к ним суешь руку. Сейчас я сушу руку в самое начало мира, счастливо думал Хипподи, и выловлю из древней тьмы мелкий клейкий листочек и потом долго буду лежать на теплой траве, смотреть на мерцающее море и принюхиваться. Если через час я заплачу от невыносимой тоски по своим таким чудесным недоступным рабам — по белому и по черному, значит, моя рука выловила листок с дерева печали. Этим Хранитель бездны безмолвно предупреждает: даже впав в печаль, не забывай, закопай остатки листочка, засыпь надёжно камнями, чтобы ни один зверь не выкопал, не вынюхал, чтобы даже мохнатый, мочась на каменный сапог, не подобрал бы валяющийся на земле листочек. Многие печали и без того сотрясают мир, хотя, при сильном желании, и печаль можно направлять в нужную сторону.