Андрей Валентинов - Лейхтвейс

Лейхтвейс мысленно сделал зарубку в памяти. Американцы – почему? У Рузвельта хватает проблем дома. Но сейчас его куда больше интересовал человек, который стал Термидором.

– Карл Иванович, а зачем Сталину большая война? Неужели думает начать Мировую революцию?

Куратор поглядел очень внимательно.

– Делаете успехи, Николай! Браво! Да, коммунисты всегда мечтали стравить своих врагов, а потом прийти на руины. А в испанском конфликте успели завязнуть очень многие, достаточно было раздуть огонь. Это, к счастью, поняли все, даже французы. Сталин духом не пал, сейчас он нацелился на Румынию. Кстати, именно об этой стране нам в ближайшее время придется серьезно поговорить.

«Марсианина» румыны интересовали в последнюю очередь. О конфликте в Трансильвании он прочел в газетах, прикинув, что и туда могут забросить. Но ничуть не вдохновился. Что «мамалыжники», что венгры, их враги – велика ли разница?

– Сталин опасен для мира. Сталин погубил революцию и установил диктатуру. Сталин – это война… Карл Иванович, если дело в одной личности, почему эту личность до сих пор терпят?

– Спросите уж сразу: почему Сталин до сих пор жив, – вздохнул куратор. – Технически его исполнить трудно, но, думаю, возможно. Проблема в ином. Очень многим Сталин нужен, причем именно такой: кровавый диктатор, мечтающий о завоевании мира. Когда-то последним доводом королей считались пушки. Теперь же товарищ Сталин для Европы – ultima ratio regis, лишний туз в колоде. Любая коалиция с участием СССР победит, а значит, его станут беречь как раз на такой крайний случай. Скажу больше: пока Сталин жив, жива и угроза новой мировой войны. Между прочим, в Рейхе давно подумывают о русско-немецком альянсе в противовес Польше и Франции. Не все, но многие.

«Вы тоже?» – так и срывалось с языка, но Лейхтвейс сумел промолчать. Главное уже сказано, но он все-таки спросил напоследок:

– Если Сталина не будет, диктатура в СССР падет?

Карл Иванович улыбнулся.

– Вы романтик, Николай. Вспомните, чему вас учили в советской школе. Исторический материализм отрицает всесилие личностей. Сталина, конечно, заменят, причем очень быстро. Но диктатуру, как вы ее называете, после его смерти ждут трудные времена. Сталин строил ее под себя, под собственную неповторимую личность. В общем, власть большевиков не падет, но встряска будет знатной… Хотите получить командировку в Москву?

Вопрос больше походил на шутку, но Николай Таубе ответил твердо, без тени улыбки:

– Хочу.

Летнее солнце начинало припекать, Лейхтвейс сдвинул кепи на затылок, мельком пожалев, что не захватил с собой свежий номер «Фолькише беобахтер». Сложил бы газету пополам, загнув нужные уголки, потом бы еще раз сложил, развернул – и вышла бы шляпа по сезону. Увидел бы его в таком виде гауптфельдфебель Шульце! Форма горного стрелка, бумажная панамка – и пулемет МГ-34. Как бы кондратий немчуру не хватил!

…То, что он тоже немец, Николай Таубе часто забывал. А когда вспоминал, то очень удивлялся.

– И что там? – дохнули над правым ухом.

Гребень скалы был пуст, но Лейхтвейс на всякий случай приложил бинокль к глазам. Никого и ничего, только две веревки – от края скалы к самому подножию. Ребята расстарались.

– Противника не обнаружено, – честно доложил он. – Наших тоже нет. Вилли, отдыхай! Время еще не вышло, сам же говорил.

Наблюдали по очереди, меняясь каждые двадцать минут. До контрольного срока еще больше часа, над седловиной царила звонкая горная тишина, однако Банкенхоль был явно не в духе. Ворочался, то и дело привставая с выстланной ветками «лежки», выглядывал из-за камня, брался за бинокль – или напрягал его самого. Лейхтвейс ни о чем не спрашивал, но и сам начинал понемногу тревожиться. Гефрайтер не новичок, значит, есть причина.

Он покосился на напарника. Тот понял и виновато улыбнулся.

– Волнуюсь! Сам понимаю, что глупо, но ничего поделать не могу. У меня такое уже бывало. Собираюсь на скалы, а изнутри что-то грызть начинает…

Махнул рукой, отвернулся и проговорил, глядя в горячее летнее небо:

– Ни разу не обмануло. То веревка запутается, то хапала из-под руки выскользнет.

Не договорил, но и того хватило. Лейхтвейс поглядел на пустой скальный гребень, затем на напарника.

– Ладно, Вилли! Говори уж, все как есть.

Тот дернул плечами.

– Скажу! Только сам понимаешь, Николас, это все между нами. Так вот, мы Команда «А». А есть еще «Б», при какой именно части, не важно. Вчера они этим маршрутом ходили, шестеро их было, как и нас. Фридрих узнал: никто не вернулся. Ни криков, ни стрельбы. Сгинули!