Андрей Валентинов - Локи

Если бы вся контрразведка Рейха окружила старый танк, с целью застать его экипаж in loco delicti, подползла бы на брюхе, пачкая служебные мундиры, а потом ворвалась через все люки сразу, тряся кандалами, ждал бы контрразведку полный афронт. Еще бы извиняться пришлось. Герфрайтер П. Рихтер, пристроив недавно купленный в гарнизонной лавке блокнот на коленях, строку за строкой переносил на бумагу бессмертного «Фауста» Иоганна Вольфганга Гете.

Конечно, гефрайтера можно и в разработку отдать. Зачем, мол, писал, классика тревожил? А он в ответ: понравилось очень. Фюреру нравится и мне тоже. Кто-то недоволен?

А работа непростая. Надо чтобы слово в слово, буква в букву. Шифровальный блокнот с собой не возьмешь – улика, вот и приходится импровизировать. Товарищ Харальд Пейпер подсказал. Первые сорок строчек «Фауста». Выучить нетрудно, стих сам собой на слух ложится.

Можно и половиной обойтись, но это уже опасно. Шифровальщики – волки опытные, поэтому цифры не должны повторяться. Первый раз «о» это «5», второй – уже «30». Поначалу муторно, а потом на игру становится похоже. Буковки словно мозаика, выбирай любой камешек.

То, что связь подполья с «волей» ненадежна, Лонжу предупредили сразу, недавно же и подробности проявились. Коммунисты завербовали двух камрадов из первой роты, и те, в увольнение попав, забегали между делом на почту. Куда еще забегали, уже по делу, установить мудрено. А у камрада Пейпера в этом деле строгий контроль. Он даже поделился немножко: служебные рассылки «стапо», в которых фиксируется крамола. Если там о тайном письме появится строчка, значит, меняй канал связи. А вот кто с Германским сопротивлением этими рассылками делится, уже секрет.

И еще вопрос: что товарищу Пейперу писать, о чем просить? Тоже понятно. Ни о чем просить, написать же о делах специального представителя Лонжи. О короле Августе нельзя, его, монарха непрошеного, Лонже пристрелить велено.

С одной стороны, обидно, с другой – так проще. Тайна делится пополам.

Строчка к строчке, строфа к строфе. Август Виттельсбах увлекся, даже о цифрах на время забыв. Гете он читал с детства, учил наизусть, удивляя друга, скептика Армана. «Королю это не пригодится, куманёк!»

Пригодилось!

По плацу по-прежнему шлепали сапоги. «Раз-два! Раз-два! Песню-ю-ю!..» После «Фауста» «Аргонский лес» не лез в уши. Обер-лейтенанту Кайпелю тоже было не до песни и не до «раз-два!». Даже не поинтересовался, отчего гефрайтер не участвует в балете, подметки не стирает.

– Сразу после завтрака – ко мне, Рихтер. Командир роты знает. А вы будьте готовы.

Прислушался к тому, что творится на плацу.

– Военный министр жалует. Кто-то о наших делах доложил со всеми подробностями. К его приезду приказано выгрузить все снаряды. Завтра будем смотреть, что к чему.

Лонже показалось, что он ослышался.

– Все, господин обер-лейтенант?

Тот совсем не по-уставному пожал плечами:

– Herrgottsakrament!

Локи приподнял ноющую голову, пытаясь не расплескать боль в затылке, и без всякой радости констатировал, что такое начинает входить в привычку. Пустая темная камера, холодный бетонный пол – и он на полу. А вот к тому, что бьют, привыкнуть трудно. За несколько дней выбрал, считай, пожизненную норму. «Никто вас и пальцем не тронет». «Господин комиссар», который вовсе не комиссар, изрядный шутник. Как только кости целы?

Привстать, держась за краешек деревянных нар, получилось с третьего раза. Тьма вокруг сомкнулась, словно мешая, тянула вниз, подталкивала в спину. Наконец, он сел и принялся осторожно ощупывать то, что прежде было его телом. Занятие оказалось болезненным, особенно ныло в боку, а правая нога совсем занемела.