Роджер Желязны - Вампиры пустыни [Том III]

Почему бы нет?

Эйс быстро соображал. Полчаса, может быть. Времени достаточно. А после сразу ее выпроводить. Никто не узнает. Может, и грязная игра, но какого хрена, ему самому и так в последнее время досталось. Дождь, никаких сборов, треклятая Митци сбежала, бабы нет. Нужно сбить полосу неудач. И кроме того, ей это не повредит, даже наоборот. Никто ничего не узнает, а если и узнает, она все равно шизанутая. Не понимает, что говорит. Почему бы и нет?

— Голодная.

— Подожди минутку, сестренка. У меня тут возникла шикарная мысль. Иди-ка сюда.

Эйс жестом попросил девушку встать, поднялся впереди нее по ступенькам и отодвинул занавес. На помосте, за парусиной, было темно. Он стал ощупью искать койку. Нашел.

— Садись, — сказал Эйс, стараясь говорить помягче. Она стояла совсем рядом, и когда он потянул ее на койку, потянул вниз все это горячее и мягкое, подчинилась, не издав ни звука.

Он заставил себя выждать, не переставая говорить.

— Да. Шикарная идея. Ты ведь с Марса, верно?

— Да. С Рекка.

— Ну вот. А моя Девушка с Марса сделала ноги. Так что я тут подумал: отчего бы тебе не поступить к нам? Можешь получить те же условия — тридцать в неделю и кормежка. Поездишь, страну посмотришь. Никто тебе не будет указывать, что да как. Сама себе хозяйка. Свобода. Понимаешь? Свобода!

Эйс хотел, чтобы это прозвучало правильно. Свобода — тонкий такой ход. Даже если она тронутая, ей хватило ума сбежать, и она скорее всего понимает, что не может оставаться на одном месте. В шоу он ее не возьмет, это все басни, но пусть согласится. Тогда можно и приступать.

— Вы не то говорите. Голодная.

Ко всем чертям! Нечего тратить красноречие на психическую. А здесь, в темноте, какая же она чокнутая? Красотка, фигуристая блондинка, горячая штучка, получше Митци, и хрен с ней, с Митци, девушка рядом и он чувствует ее, чувствует ее тепло…

Эйс положил руки на плечи девушки.

— Голодная? Не беспокойся, сестричка. Я о тебе позабочусь. От тебя требуется лишь немного пойти навстречу.

Черт подери! Он услышал шум голосов — народец вернулся, набился в шатер. Поднимаются на помосты, скрипят стульями… Времени не осталось.

На хрен, здесь занавес, темно, нужно только сделать все по-тихому и ей внушить, чтобы не очень шумела, а потом можно будет незаметно ускользнуть. Руки и так у нее на плечах. Эйс почувствовал, как девушка прильнула к нему, ощутил эти упругие изгибы.

Девушка не пыталась отпрянуть, она прижималась. Никакая она не чокнутая и знает, что делает. Все в порядке.

В шатре кто-то зажег полный свет, и парусиновый занавес чуть зарумянился. Эйс улыбался, глядя на поднятое лицо девушки. Ее глаза расширились, сверкали. Эйс стал гладить ее по спине. Девушка была сильной, жаждущей.

— О голоде не волнуйся, детка, — шепнул он. — Я о тебе позабочусь.

Девушка исходила жаром, обнимая его за плечи. Эйс наклонил голову, собираясь ее поцеловать. Она широко открыла рот, и в тусклом свете Эйс разглядел ее зубы. Тоже платиновые.

Он хотел было отшатнуться, но тело девушки истекало таким жаром, что у него закружилась голова. Вдобавок, она крепко держала его и снова и снова повторяла: «Голодная». Затем она подтолкнула его и заставила лечь, и Эйс увидел приближающиеся зубы. Длинные и заостренные. Он не мог двинуться, девушка держала его, ее глаза опаляли Эйса жаром, а длинные острые зубы придвигались все ближе…

Эйс почти не ощутил боли. Все растворилось в ее жаре, завертелось и унеслось прочь. Где-то вдалеке раздался голос. Лу, зазывала, вышел на помост и, стоя под плакатом Девушки с Марса, завел свою кричалку. Это было последнее, что Эйс услышал и понял. Кричалка… шоу продолжалось…

«Дикарь с Борнео — все гложет живьем — спешите видеть…»

Пер. И. Гуровой

Они по-настоящему боятся этого места. Днем они будут лязгать среди могильных надгробий, но даже Центральная не принудит их вести поиски ночью со всеми их ультра и инфра, а уж в склеп они не пойдут ни за что. И это меня вполне устраивает.

Они суеверны — это заложено в схему. Их сконструировали служить человеку, и в краткие дни его пребывания в земной юдоли благоговение, преданность, не говоря уж о священном ужасе, были автоматическими. Даже последний человек, покойник Кеннингтон, распоряжался всеми роботами, какие только ни существуют, пока был жив. Его особа была объектом глубочайшего почитания, и все его приказы свято исполнялись.