Екатерина Белецкая - Фрактал. Земля Node

— Именно поэтому ты не очень любишь гермо, — подсказал Ит.

— Может быть, — согласился Саб. — Наверное, так и есть.

Саб считался одним из удачных, перспективных детей; он получил прекрасное образование, вот только одно мешало, по мнению средних отцов, его будущей карьере — темперамент. Уж больно активный мальчик, уж больно напористый, уж очень сильны в нем лидерские задатки, и уж слишком мало усидчивости и покорности. Надо бы немножко укротить.

Саб к идее «легкой корректировки» отнесся нормально. Надо так надо, папам виднее.

А вот мама — нормально не отнеслась.

Единственное живое существо в жизни Саба, которое по-настоящему выделялось из всех, равно уважаемых и почитаемых, была она.

Лишь с мамой маленький Саб в детстве гулял не только по парку, аккуратно подстриженному и облагороженному, а забирался то в лес, то на морской безлюдный берег, то в старое кафе, куда отцы ходить запрещали.

Лишь мама знала множество веселых и грустных сказок, вместо унылых историй про жизнь основателей рода, продолжателей рода, гордости рода, и всего прочего. Лишь с ней было мальчику интересно и весело, и лишь он один замечал иногда печаль в ее глазах.

Лишь мама поддержала идею подростка-сына, когда он решил заниматься борьбой и плаванием — отцы от таких просьб только брезгливо кривились, настоящий спорт они считали ниже своего достоинства. Нет, упражнения для здоровья они делали, само собой, и верхом ездили, и даже пострелять были не против, но махать ногами на публику? Глупость.

Лишь мама одобрила его выбор, когда первым курсом Саб решил взять изучение смежных миров и рас, и как-то неожиданно увлекся историей — отцы настаивали на экономическом образовании, но он в тот момент и слышать про него не хотел, история захватила молодого Саба всерьез, причем история не его мира, и не какого-нибудь другого мира рауф, нет. Он всерьез занялся историей человеческой… правда, через три года пришлось, по настоянию отцов, переключиться на экономику, но какими замечательными были те три года, которые выпросила для него мама.

Он не понимал тогда, что именно она для него делает, сколько делает, и чего ей стоит это всё делать. А она — понимала. И продолжала бороться с семьей — за своего сына. Потому что она видела, кто такой на самом деле ее сын, и она отчаянно желала для него только одного, того самого главного, что может пожелать мать для своего ребенка. Свободы. Он — не знал, не понимал, не постиг. Тогда.

А она поняла.

И именно поэтому она успела перехватить Саба в терминале Транспортной Сети, когда он прилетел из университета домой, для той самой корректировки. Перехватить до того, как отцы узнали о том, что он уже здесь. Перехватить, отвести в сторону, усадить рядом с собой, сунуть в руки недоумевающему сыну маленький плоский кейс со сложным замком. Посидеть рядом с сыном минуту, обнять, а потом приказать — тогда Саб еще умел подчиняться приказам.

— Беги. Тут хватит денег года на три, если не больше. Аи, родной мой мальчик, беги. Пожалуйста.

— Мам, но зачем? — когда тебе всего двадцать пять, ты не всегда понимаешь, зачем. — А ты?..

— Мне уже поздно, мой милый. Беги, умоляю. Пока они не уничтожили тебя, пока не убили в тебе то, что у тебя есть самое лучшее.

Первый и последний раз Саб видел тогда, что его мама плачет.

— Но меня никто не собирается убивать… — промямлил Саб, но мама тогда ответила:

— Ты сам не заметишь, как умрешь. Ты думаешь, эта корректировка просто так? О, нет, Аи, не просто. Я не хочу, чтобы ты проснулся одним прекрасным утром, и вдруг понял, что у тебя теперь совсем другое «хорошо». Не твое собственное. Не свобода, не тяга к знаниям, не крылья. Что вот это душное марево, в котором мы на самом деле живем — это твое настоящее «хорошо», понимаешь? Я не позволю им убить в тебе — тебя.

— Так давай убежим вместе, — предложил Саб, чувствуя, как по спине разливается незнакомый холодок — он тогда впервые в жизни по-настоящему испугался.

— Не получится, — мама отвернулась. — Если я сейчас исчезну, они найдут и убьют нас двоих. А так — у тебя будет большая фора. И потом… знаешь, тут, в кейсе, есть кое-что. Я оставила тебе немножко меня, Аи. Чуть-чуть. Ты просто помни, что я всегда с тобой, ладно?

Она снова обняла сына, а Саб обнял ее — не зная, что обнимает в последний раз.

— Иди, мой милый, — мама всё еще плакала. — Бери любой проход, в который нет очереди. Затем, без задержки, бери следующий. Отойди на десять проходов, передохни немного, и дальше. Пока не кончится хотя бы треть денег. Ты понял? Ты сделаешь? Ты обещаешь?