Артём Хлебников - «Оно даже не прошло»

Вот один из приступов, запомнившихся мне лучше других. Ночь. Мы разговариваем.

— Так что ты думаешь?

— О чём?

(Пока всё нормально. Мы лежим в темноте, в постели, голоса сами собою делаются тише, глуше. Окна плотно зашторены, поэтому глаза долго привыкают к темноте. Это не первый раз, когда она поднимает тему работы. Обычно я отхмыкиваюсь чем-то неопределённым, но сейчас она, кажется, настроена довести разговор до конца.)

— Об отпуске.

— В смысле?

— В прямом. Я хочу отдохнуть. Уехать куда-нибудь.

(Для историка XXI века Лиза крайне редко смотрела сеансы. Она говорила, что сеансы мешают думать, и предпочитала аналитическую, компаративистскую работу с уже собранным материалом. Это повредило её академической карьере, но теперь я вижу, что Лиза была умнее меня. Она всегда берегла границы между собой и работой. Потому и устала от неё быстрее.)

— Окей.

— Ну а ты?

— Я не знаю.

(Я всё ещё не различаю, где потолок и стены. Детское ощущение: кровать как будто парит посреди огромной черноты, и ты боишься, что сейчас она перевернётся и скинет тебя прямо в ничто.)

— Ты не знаешь? Ты не поедешь со мной?

— Не знаю, у меня много работы. Мне прислали ещё три фрагмента из 83-го, я к ним пока не притрагивался. Это недели две. Потом я хотел сесть за статью, о которой я тебе рассказывал.

(Я не вижу лица Лизы, только слышу её мягкий голос где-то справа. От лежания слегка немеют ноги и руки)

— …

— Я понимаю, о чём ты говоришь. Но я работаю с сеансами, мне меньше приходится иметь дело с людьми.

— Вот именно! Вы все как будто окуклились, залезли в свою скорлупу. И иногда подаёте оттуда сигналы. Когда ты в последний раз разговаривал с кем-нибудь живым дольше десяти минут?

(Моё лицо сползает куда-то влево и вниз, я не отличаю левую руку от правой.

Забавная иллюзия: я знаю, что она пройдёт, стоит мне только пошевелиться. Но двигаться пока не хочется.)

— Ха, ты бы видела отдел антропологии. От них ответа на сообщение ждёшь неделями.

— Мне не смешно. Помнишь, как мы познакомились?

— Да, при Гитлере.

(Я забыл, с какой стороны от меня шторы. Темнота в комнате не проясняется. Я шевелюсь, но руки всё ещё кажутся странными, чужими.)

— Я ещё тогда подумала, какой это всё фальшак, пусть и реальный. Что было бы лучше забыть мёртвых и оставить их в покое, а не глумиться, изучая их под лупой.

— Это всё твоё религиозное воспитание.

(Не знаю, как у меня получается шутить — я не чувствую своих губ. Комната стала виднее, но лучше бы она этого не делала: вещи приходят в движение и вливаются в общий круговорот, как только пытаешься на них сконцентрироваться. Мой голос — единственное, в чём я уверен.)

— Я не шучу. Я хочу отдохнуть. Меня всё раздражает. Конференции, где тебя не слушают. Вечные новинки, о которых забывают через месяц после изучения. Коллеги-невротики, которые избегают смотреть тебе в глаза. Хочу отдохнуть.

Посмотреть на что-нибудь скучное. Почитать ёбаного Платона в оригинале, пока и до него не добрались, чтобы посчитать волосы на бороде. Хотя Платон уж точно похоронит мою карьеру. Кто сейчас вообще занимается Древней Грецией?

(Я падаю в бесконечный чёрный колодец. Головой вниз.)

— Я хочу погулять по городу. Или сходить в лес. Ты давно был в лесу?

— Буквально вчера.

— В настоящем лесу.

— Это и был настоящий лес 1982 года.

— Нет, он не настоящий, а прошлый.

(Я не понимаю, что это значит. Было бы гораздо проще, если бы я видел её лицо. Лучше отмолчаться.)

— …

— Я просто хочу сказать, что устала.

— М-м.

— Я знаю, что у тебя работа, но я хочу отдохнуть вместе.

— М-м.

(Чувствую себя инопланетянином, которого собратья забыли на Земле. Звуки, которые земляне называют речью, вызывают у меня недоумение. Как эти звуковые волны превращаются во что-то осмысленное?)

— Посмотри, сможешь ли ты взять отпуск хотя бы на две недели.

— М-м-м.

(Должен ли я что-то сказать? Как её зовут? Что мы делаем?)

— Это да или нет?

— …не знаю. Я постараюсь.

(Будто роль в спектакле, которую ты выучил кое-как, а теперь мнёшься на сцене. Невыносимо.)

— Хорошо. Спасибо.

— Я постараюсь.

— Прости, ты, наверное, хочешь спать.

— Угу.

(Я бы позвал на помощь, но у меня нет рта. Слова возникают сами собой, я произношу их механически, не успевая подумать, что они означают.)

— Всё, больше не буду. Давай спать.

— Да, спать.

— Хорошо. Я люблю тебя.

(Это невыносимо. Я понимаю, что она говорит, но мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что её слова связаны со мной. Она говорит это мне. Она имеет в виду меня.)